Столица Российской империи. История Санкт-Петербурга второй половины XVIII века

«Никак, матушка, ни маленькой старинки в вашем величестве!» — «Какова же я толщиною — с Авдотью Ивановну?» И я сказала: «Нельзя, матушка, сменить ваше величество с нею, она вдвое толще». Только изволила сказать: «Вот, вот, видишь ли!». А как замолчу, то изволит сказать: «Ну, говори, Филатовна!». И я скажу: «Не знаю, что, матушка, говорить: душа во мне трепещется, дай отдохнуть». И ее величеству это смешно стало, изволила тешиться: «Поди ко мне поближе». И мне стала ее величества милость и страшна и мила, упала перед ножками в землю и целую юбочку. А ее величество тешится: «Подымите ее». А княгиня меня тащит за рукав кверху, я и пуще не умею встать. И так моя матушка светла была, что от радости ночь плакала и спать не могла. «Ну, Филатовна, говори!». — «Не знаю, матушка, что говорить». — «Рассказывай про разбойников!». Меня уже горе взяло: «Я, мол, с разбойниками не живала». И изволила приказывать: что я делаю, скажи Авдотье Ивановне. И долго вечером изволила сидеть и пошла почивать, а меня княгиня опять взяла к себе, а княгиня живет перед почивальнею.

А поутру меня опять привели в почивальную перед ее величеством в десятом часу, и первое слово изволила сказать: «Чаю, тебе не мягко спать было?». И опять упала я в землю перед ее величеством, и изволила тешиться: «Подымите ее; ну, Филатовна, рассказывай!» И я стала говорить: «Вчерася, матушка, день я сидела, как к исповеди готовилась: сердце все во мне трепетало». И ее величество тешилась: «А нынеча что?». — «А сегодня, матушка, к причастию готовилась». И так изволила моя матушка светла быть, что сказать не умею. «Ну, Филатовна, говори!» И я скажу: «Не знаю уже, что говорить, всемилостивая». — «Где твой муж и у каких дел?» И я сказала: «В селе Дединове в Коломенском уезде управителем». Матушка изволила вспамятовать: «Вы-де были в новгородских?». — «Те, мол, волости, государыня, отданы в Невский монастырь». — «Где же-де вам лучше, в новгородских или в коломенских?» И я сказала: «В новгородских лучше было». И ее величество изволила сказать: «Да для тебя не отнимать их стать. А где вы живете, богаты ли мужики?». — «Богаты, матушка». — «Для чего ж вы от них не богаты?» — «У меня, мол, муж говорит, всемилостивейшая государыня, как я лягу спать, ничего не боюся, и подушка в головах не вертится». И ее величество изволила сказать: «Эдак лучше, Филатовна: не пользует имение в день гнева, а правда избавляет от смерти». И я в землю поклонилась. А как замолчу, изволит сказать: «Ну, говори, Филатовна, говори». И я скажу: «Матушка, уже все высказала». — «Еще не все сказала: скажи-ка, стреляют ли дамы в Москве?» — «Видела я, государыня, князь Алексей Михайлович (Черкасский) учит княжну стрелять из окна, а поставлена мишень на заборе». — «Попадает ли она?» — «Иное, матушка, попадает, а иное кривенько». — «А птиц стреляет ли?» — «Видела, государыня, посадили голубя близко к мишени и застрелила в крыло, и голубь ходил на кривобок, а другой раз уже пристрелила». — «А другие дамы стреляют ли?» — «Не могу, матушка, до-несть, не видывала». Изволила мать моя милостиво расспрашивать, покамест кушать изволила. А как убраться изволила, то пожаловала к ручке: «Прости, Филатовна, я опять по тебя пришлю: поклонись Григорью Петровичу, Авдотье Ивановне». И изволила приказать Анне Федоровне Юшковой: «Вели отвезти Филатовну на верейке лакеям, да и проводить». И пожаловала мне сто рублев; изволила сказать: «Я-де помню село Дединово: с матушкою ездила молиться к Миколе». А я молвила: «Ну-тко, мол, матушка, ныне пожалуй к Миколе-то Чудотворцу помолиться». И ее величество изволила сказать: «Молись Богу, Филатовна, как мир будет». Изволила меня послать, чтобы я ходила по саду: «Погляди, Филатовна, моих птиц».

И как привели меня в сад, и ходят две птицы величиною и от копыт вышиною с большую лошадь, копыта коровьи, коленки лошадиные, бедра лошадиные, а как подымет крыло — бедра голы, как тело птичье, а шея, как у лебедя, длинна, мер в семь или восемь, длиннее лебяжьей; головка гусиная и носок меньше гусиного; а перье на ней такое, что на шляпах носят. И как я стала дивиться такой великой вещи и промолвила: «Как-та их зовут», то остановил меня лакей: «Постой». И побежал от меня во дворец, и прибежал ко мне возвратно: «Изволила государыня сказать: эту птицу зовут строкофамил; она-де яйца те несет, что в церквах по паникадилам привешивают».