Столица

Труппу одного из театров на Бродвее было приказано после окончания спектакля погрузить в экипажи и к двенадцати ночи доставить в особняк миссис Грэффенрид, чтобы актеры повторили здесь свое представление. Монтэгю, случайно оказавшийся около актеров, заметил, что гости, собравшиеся в зале, оставили слишком мало места для сцены. Распорядителю пришлось разместить актеров в маленькой, смежной с залом приемной; но миссис де Грэффенрид набросилась за это на распорядителя, не уступая в ругательствах заправскому драгуну, и растерявшимся актерам предложили немедленно перейти в зал.

Но это было как бы зрелище из-за кулис, а Монтэгю полагалось смотреть из зрительного зала, и он переключил свое внимание на сцену. Давали «музыкальную комедию» вроде той, которую он видел накануне; только в тот вечер сидевшая возле него сестра Берти Стьювесента без умолку болтала. Теперь же его никто не отвлекал, и он мог посмотреть весь спектакль.

Пьеса была очень популярная; она шла уже долгое время, и в газетах писали, что автор получил с нее около двухсот миллионов дохода. Сейчас спектакль разыгрывался перед аудиторией, состоящей из самых богатых и влиятельных людей в столице, и все они смеялись, аплодировали и, очевидно, веселились от души.

Называлась эта пьеса «Камчатский калиф». Ни о какой фабуле в ней не могло быть и речи. Калиф имел семнадцать жен, а какой-то американец-барабанщик хотел продать ему восемнадцатую, но в сущности рассказывать обо всем этом незачем, потому что из этого ровно ничего не последовало. В пьесе не было ни одного персонажа, наделенного хоть сколько-нибудь определенным характером, ничего похожего на реальные человеческие чувства; не произошло ни единого события — во всяком случае ни одного такого, которое оказалось бы чем-то связанным с другим. Каждое явление было обособленным и отрывочным, подобно судорожным подергиваниям на лице идиота. Таких действий и явлений в пьесе насчитывалось великое множество. Словно по сигналу, всеми одновременно овладевало это состояние идиотских подергиваний. Люди метались, кричали, хохотали, издавали какие-то бессвязные восклицания; актеры все время были взбудоражены и неистовствовали без всякой видимой причины и смысла. Поэтому, глядя на сцену, вы видели в них не действующих лиц, а лишь актеров с трагической участью: голод вынуждал мужчин и женщин раскрашивать лица, наряжаться и, выйдя на сцену, топать, плясать, прыгать из стороны в сторону, вертеть руками, строить гримасы — одним словом, всячески проявлять свою «жизнерадостность.

Костюмы актеров были двух категорий: одни — фантастические — должны были изображать Восток, другие — своего рода reductio ad absurdum [14] последнюю моду. Главный герой пьесы носил аккуратный, «с иголочки», модный костюм для улицы и важно выступал, вертя в руках тросточку; его актерский аксессуар состоял из небрежно-развязных мин преуспевающего человека и непрестанных подмигиваний, имеющих целью тонко намекнуть на то, что в нем таится лукавый сатир.

Героиня спектакля переодевалась по нескольку раз в каждом акте, но во всех ее костюмах неизменно сохранялись обнаженные руки, грудь и спина, юбочка выше колен, яркие шелковые чулки и туфли на каблуках по крайней мере в два дюйма высоты. При каждом удобном случае она делала небольшой пируэт, во время которого обнажалась верхняя часть ног, окруженная массой кружевных оборочек. Человеку свойственно довершать воображением все не раскрытое до конца. Если бы эта женщина вышла на сцену просто в одном трико, она вызвала бы так же мало интереса, как реклама в журнале дамского белья; но это то и дело повторяющееся неполное обнажение тела слегка интриговало. Оркестр в перерывах наигрывал какой-нибудь «судорожный» мотив, и две «звезды» выводили гнусавыми голосами куплеты, выражающие пылкую страсть, а герой в это время обнимал героиню за талию, танцевал с нею, кружился, раскачивал ее во все стороны и наконец, запрокинув ее назад, глядел ей в глаза; все эти движения туманно намекали на сексуальные отношения. К концу последнего куплета на сцене, плавно выступая, появились накрашенные хористки, одетые в самые разнообразные костюмы, но все соответствующего цвета, с соответствующим образом обнаженными ногами. Ни единого мгновения не постояли они спокойно, и если не танцевали, то все время покачивались из стороны в сторону, вертели ногами, кивали головой и вообще всеми возможными способами проявляли свою «оживленность».