Столкновение

Жизнь Эйны стала другой. Не было больше в ее дома наставника Вита, только Дия осталась рядом с ней. Без привычных занятий с наставником день поначалу казался ей пустым. Некому было учить ее премудростям наук, природы, искусству взаимоотношений между подобными себе. Но более всего было тяжело смириться с мыслью, что самого Вита уже не будет, что никогда, наверное, он уже не войдет в этот дом. Всё прошло, всё изменилось. Пора воспитания закончилась, и она едва ли не в один день вдруг стала самостоятельной. Она грустила, мир казался ей серым и безрадостным. Даже ее профессия, которой она так гордилась, вдруг перестала быть предметом ее восторгов и радости.

С домоправительницей она теперь говорила редко, им больше не нужны были слова, ведь Вит обучил ее практике чтения мыслей, и они с Дией легко понимали друг друга, лишь обменявшись взглядами. Она поняла, насколько это удобно и быстро общаться мыслями, нет нужды тратить время на длинные и такие неточные по смысловой окраске слова. Мысли передавали всю информацию о человеке, причем, яркую и правдивую, мысли не спрячешь за витиеватую паутину красивых слов. Теперь она уже плохо представляла себе, как раньше обходилась без этого чудесного умения, какой, должно быть, неуклюжей она выглядела в глазах тех, с кем ей раньше доводилось общаться.

Чего стоит, к примеру, одна только встреча с Агнием. При мысли о том, как она, наверное, нелепо выглядела в его глазах там, на берегу моря у равнины цветов, ей становилось нехорошо. Она ловила себя на том, что вспоминает эту нежданную встречу, которая произвела на нее такое странное впечатление. Она и сама не могла понять, что же именно она находила странным в знакомстве с Агнием. Возможно, ее удивляло то, что он оказался домоправителем. А может быть, необычность его взглядов и суждений заставляли ее думать о нем вновь и вновь.

Однако энергетический порт и обязанности хранительницы постепенно опять завладели всеми ее помыслами, отодвинули на второй план мысли о других предметах. Может быть, потому что ничего другого не было в ее жизни, только ее работа и она сама. Но самое себя она все меньше ощущала в отрыве от своей профессии. Она словно забыла о том, к чему стремилась раньше, что ее занимало и волновало. Ей внове было такое душевное состояние, и теперь она стала лучше понимать других людей, с кем ей доводилось общаться, полностью погруженных в свои профессиональные обязанности, не заботящихся странными вопросами насчет того, например, как устроен мир, их мир. Разговаривая с ними, она поражалась тому, как они отстраненны и пассивны от многих занимательных вещей, посредством которых она старалась их разговорить, выведать ответы на волновавшие тогда ее вопросы. Теперь же она и сама чувствовала, как становится одной из них, самостоятельных индивидуумов ее мира. В конце концов, наверное, они правы, утверждая, что основа любой жизни – это выполнение профессионального долга. Большего не требуется, да и, возможно, это что-то большее, к чему она неосознанно так рвалась, может стать помехой или даже угрозой ее жизни, ее благополучию. Так стоит ли размышлять о чем-то таком, что не имеет прямого касательства к обычным ее дорогам.

Дни ее были размеренными и спокойными, ничто не нарушало их уже устоявшегося ритма. Как только занимался день, и первые лучи восходящего светила опускались в прохладное море, она садилась в капсулу и отправлялась в энергетический порт долины Большого мыса. Там она дни напролет присматривалась к скачущим диаграммам, следила за параметрами, и даже начала планировать первые свои исследования. Ведь это ее работа, именно для этого она здесь. Ну и что же, что исчез куда-то из ее души огонь, разве это освобождает ее от обязанностей, возложенных на нее. Нет, конечно, нет, она должна справиться с собою и выполнять свое дело.

Она больше не спускалась к равнине цветов, лишь в полете ее взгляд, всякий раз остававшийся рассеянным и пассивным, почти безразлично скользил по яркой, насыщенной пестроте. Но что это, в самом деле, с нею, откуда эта апатия и равнодушие?.. Она не знала, просто как-то вдруг стало ей безразлично, из красочного мир ее превратился в серый.