— Почему ты вернулся?
— Потому что я люблю тебя.
— Почему тебя не было так долго?
Он помолчал, но все же смог произнести:
— Мое падение в овраг не прошло даром.
Она подняла голову и посмотрела на него очень внимательно. Затем вскочила и начала ходить по комнате. Александр хотел взять ее за руку, успокоить, но она вырвалась и остановилась у стола.
— Продолжай. — Просьба получилась резкой, но Аля умоляюще сложила руки.
— Прошу, я хочу все знать.
Молодой человек вздохнул:
— Я упал в овраг, повредил ногу, а излишняя нагрузка позже довершила начатое. У меня был сложный перелом и несколько операций. Думал, останусь инвалидом. Реабилитация проходила… сложно. Но потом один очень злой дяденька-врач сказал мне, что я слабак, и я стал тренироваться. На восстановление ушло еще полгода.
Александра смотрела на него во все глаза.
— Не мог ходить из-за того, что помогал мне и бабушке? Перенес несколько операций и мог остаться инвалидом… — она качала головой, словно не могла поверить. — И ведь это из-за меня…
— Александра, — мягко перебил он поток накрывших ее страшных мыслей, — при чем здесь ты?
Но она продолжала словно во сне повторять, качая головой:
— Ты не мог ходить, стал бы инвалидом, а я даже ничего не знала, понимаешь? — она с ужасом посмотрела на него, осознавая всю трагедию совершенного ими поступка.
— Даже ничего не знала. Думала о тебе… плохо. И ты мне не написал. Не позвонил…
Он опустил голову:
— Я был не совсем адекватен. Мне было не до чего вначале. Потом я немного пострадал, и только потом, когда понял, что восстановление возможно, ты стала моей целью, моим призом, понимаешь?
— Но все это время я могла быть с тобой! — крикнула она.
— Подожди, не кричи. Не могла. И я бы не смог.
— Но…
— Александра. Ежедневно наблюдать, как ты винишь себя и всю жизнь посвящаешь калеке из жалости?
Теперь она опустила голову.
— А если не из жалости, а по любви.
Но он прошептал, глядя ей в глаза
— Мне нужно все или ничего, и ты это знаешь… Ты же большая девочка, ты поступила бы также.
— Понимаю, — с мукой в голосе проговорила она. — Только как мне теперь жить, зная, что все это ты перенес из-за меня…
— Стоп! — он поднял руку. Погладил ее по щеке. — Я все равно сделал бы также, даже зная о последствиях. Я все равно бы сделал это, и мы никогда больше не будем об этом говорить.
Его жесты были нежны, пальцы дрожали. Ему хотелось закончить этот вязкий разговор, навсегда освободить ее и себя от всех условностей и снова признаться ей в любви. Но она не могла осознать все так быстро. Перечеркнуть всю несправедливость своих мыслей и, не прося прощения, не умоляя и не плача, жить дальше.
Он шагнул ближе. Но она увернулась и снова требовательно посмотрела на него.
— Подожди, но… что было бы, если бы я встретила другого, вышла замуж. Что тогда?
— Тогда я поблагодарил бы тебя за то, что ты помогла мне выздороветь, и уехал. — Сейчас у него все было просто.
— А если… — она серьезно и проникновенно посмотрела на него. — А если я тебе скажу, что я тебя разлюбила, и ты мне больше не нужен.
Вот тут его воздушный замок рухнул. «А ведь она на удивление рассудительна», — промелькнуло в его голове.
Он стоял и смотрел на нее, пытаясь одним взглядом охватить ее всю — красивую, тонкую, нежную, чужую…
— А если ты меня разлюбила, то мне здесь нечего делать, — спокойно, даже весело сказал Александр.
И мрачно продолжил:
— Настенька с аленьким цветочком вернулась на родину, а чудовищу осталось умереть на рассвете от любви…
Он залпом допил чай.
Аля с удивлением смотрела на него.
— Чудовищу? Какое красочное сравнение.
Он молчал.
Она подошла к нему, взяла лицо в ладони и нежно притронулась к губам.
— На случай возвращения на родину, — прошептала она, — где мой аленький цветочек?
Упрямые губы дрогнули, и он засмеялся.
— Ты мой аленький цветочек, — проговорил он.
— Какой у тебя красивый голос.
— Да? Мне никто никогда об этом не говорил…
Он, наконец, крепко обнял ее и прижал к себе.
— Что должна сделать Настенька с чудовищем? — напомнил он негромко.
Аля встрепенулась:
— Поцеловать.
— Целуй, — прошептал он прямо в ее раскрытые губы. — Скорее.
Она нежно провела пальцами по его щеке, пригладила волосы и поцеловала, едва касаясь губами, ожидая, что он отзовется, но он закрыл глаза и лишь позволял целовать себя. Это было новое чувство. Чувство свободы и наполненности, чувство радости и волшебства. И она продолжила, слегка задевая его губами, легкими поцелуями двигаясь от щеки к губам и назад.
А когда она слегка отстранилась, его глаза, находящиеся близко-близко от нее, раскрылись. И она увидела там желание, нет, что-то большее — любовь.
— Наверное, это любовь, — прошептала она.
— Любовь, — согласился он и без предисловия продолжил. — Ты выйдешь за меня замуж?
— Ого, так сразу!
— Ничего себе, сразу! Мне что, надо обязательно приползать к тебе раненым и просить милосердия? Она не успела ответить.
— А, впрочем, я и так ранен. Сестра милосердия, — пафосно воззвал он, — вылечи мое разбитое сердце! — Он прижал ее руку к своей груди, и она засмеялась.
— Сердце с другой стороны.
— Я знаю, — засмеялся он ей в ответ, — это просто шутка.