– Я эту гостиницу запомнил. Она была в одной из записок, которую мне подавали…
А о чем была эта записка, он забыл… – с ужасом подумал министр двора.
– Не лучше ли поискать другую? – тактично предложил граф.
– А что вас настораживает?
– Просто в Гельсингфорсе, наверное, есть другие порядочные гостиницы.
– Не знаю, не слышал. Пусть будет эта… Не все ли равно?
– Как вам угодно, ваше величество, – сказал граф, поклонившись, а сам подумал: Конец. Пропали!..
Гостиница «Socie1te2» в центре города была традиционным местом встреч русских социал-демократов.
О приезде государя знал лишь местный генерал-губернатор Зейн. Эта тяжелая во всех смыслах весть застала Франца-Альберта Александровича на озере Пяйянне, где наместник проводил короткосрочный отпуск, занимаясь подледной рыбной ловлей, которая кое-как прогоняла сплин. Последний месяц жили лишь слухами о скором отречении Николая и провозглашением в России парламентской республики. Но отречение запаздывало, а республика не вытанцовывалась. Весеннее наступление передохнувшей армии, о котором много говорилось, могло внести в этот кроссворд некоторую ясность. И победа, и неудача звали бы к определенности. Неудача могла бы стать последней, а победа упрочила бы положение царствующего дома. Но ничего не происходило. Оставалась лишь рыба, скука и надежда на скорую отставку.
Скучать генерал-губернатор не слишком привык. В этой пришитой к России наспех провинции, где действовала сепаратистская организация «Война», насчитывающая десять тысяч членов, и Красная гвардия Финляндии, численность которой никто не знал, вообще было не до скуки. Разве будешь скучать, сидя на бомбе, тем более чухонской? Нет. И тысячу раз нет. Однако, привыкнув за восемь лет работы к своему месту и обзаведясь здесь друзьями, Зейн понял, что на бомбе можно не только отдыхать, но и скучать. Бороться с сепаратизмом финнов не было никакой возможности, потому что это была их земля. Так же, как и уравнять русских с местным населением. Русские были стеснены в правах внутри собственной империи… вы слышали о таком нонсенсе? Разве британцы были стеснены в правах в Индии по сравнению с индусами? Сама постановка подобного вопроса была абсурдной. Но после беспорядков 1905-го Финляндия расширила свою автономию, и это ударило прежде всего по русским, которые не могли занимать общественную должность без знания финского языка. Несправедливо!.. В государственной службе есть только один язык – бюрократический. Он – язык будущего, а бюрократ – центральная фигура накатывающей на мир новой эпохи. Это Франц-Альберт Александрович чувствовал всей своей кожей и скучал еще больше.
Приезд в Гельсингфорс государя вместе с министром двора смешал карты и породил панику. Зачем приехал? С инспекцией? Генерал-губернатор предложил Николаю свою резиденцию, но государь отверг ее, предполагая поселиться в обычной гостинице, чтобы соблюсти конфиденциальность. И выбрал по-чему-то
Был конец марта. Днем светило солнце, а вечером налетала ледяная крупа, обращавшая весну в бегство. Пустые заснеженные улицы без извозчиков и автомоторов напоминали деревню. Каменные низкорослые дома жались друг к другу, пытаясь согреться. Подсвеченный электрическими фонарями
Государь не спал уже несколько ночей и курил одну папиросу за другой. Фредерикс, которому ничего толком не объяснили, лишь вздыхал. Из адъютантов никого не взяли, и на всей поездке лежал тяжелый отблеск импровизации. Государыня оказалась права: ничего, кроме любовницы и амуров, в голову не лезло, потому что это было логично. Об обменом телеграммами с немцами знали только министры двора. Николай Александрович наказал старику купить ананасов, шампанского и бельгийского шоколаду с черной икрой в придачу. Девушки предпочитают лафит с апельсинами, – подумал про себя Фредерикс, но купил всё, что требовали.
Вечером 3 апреля скромные яства были выставлены на стол в гостиной. Николай Александрович то бросался к задрапированному окну, выглядывая на темную улицу, то садился возле разожженного камина и кидал в огонь переломленные спички. Он сильно волновался.
В дверь постучали. Граф Фредерикс открыл ее и обмер: в номер вошли три немецких генерала в полном обмундировании. Четвертым был… Боже мой!.. Кайзер в позолоченной парадной каске. Они возьмут его в плен! – пронеслось в голове у старика.
– Мальчишка! – грозно пропел Вильгельм, отдавая шинель военным. – Сосунок и молокосос!.. Предатель!..
Он говорил по-немецки.