Столкновение с бабочкой

Если сепаратный мир состоится, то реконструкция Берлина под его усыпальницу сделается невозможной. Как и военные подвиги. Германия не выполнит своей исторической роли – быть катализатором ре-волюционно-мистических изменений во всем западном мире. И мне, скорее всего, придется снова стать копиистом. Цветочки в вазе, глупая натурщица с голой грудью, мелкие волны в мутном Рейне… тоска! Нужно попробовать стать великим писателем. Создать, например, нового «Фауста», имея в виду собственную жизнь. А потом застрелиться, как Вертер. Но кто оценит мой добровольный уход? Найдется ли в мире хотя бы одна любящая душа, что засвидетельствует: да, это был великий человек! Но раскрыться его величию помешало национальное предательство. О, если бы вместе с пулей в собственное сердце можно было бы уничтожить всю Германию!.. весь этот мир с его толстыми детьми, распутными матерями и опухшими от пива отцами, храпящими, как водосточные трубы во время дождя?! Позднее его лучший друг-авиатор скажет: десять бомб – на врага и одну – на Берлин, самую большую… После нее – только чистое поле и легкий свежий ветерок!..

Выжженный дотла пустырь, дающий шанс новой неизвестной жизни… Какая простая и возвышенная мечта!

Его трясло, как в детстве, когда отец укладывал его на деревянную скамью, расстегивал свой ремень, пахнущий затхлостью, и махал им над головой сына перед тем, как ударить по мягкой филейной части…

Нервы! Он никогда от них не вылечится.

7

…Газета выпала из рук Владимира Ильича.

– Это что такое?!

На него невозможно было смотреть. Кровь бросилась в голову, глаза налились ядом вперемешку со слезами. Он стал похож на разъяренного калмыка, которому вместо кумыса налили пустого кипятка.

– Говорят, это бразильский кофий, – сказала Надежда Константиновна.

– Говорят, что боженька с неба спустился. И накормил одной селедкой целый полк. А здесь – еще фантастичнее, – Ильич имел в виду утреннюю газету, но Крупская этого не поняла.

– Партия экономит на всем и покупает кофий с цикорием.

– Почему?

– Потому что нужны средства на вооружение рабочих.

– Пусть вооружаются рогатками. Революция отменяется, – горько сказал Ильич.

Самое худшее, то, что виделось ему в кошмарных снах, произошло и навалилось, как раненый медведь на беспечного охотника.

– Слава Богу! Теперь я спокойна, – сказала Крупская.

– Что вы спокойны? О чем вы спокойны?.. – набросился на нее муж. – О том, что мы останемся без работы?

– О том, что мы возвратимся обратно в Цюрих. К настоящему кофию.

– Дудки, – сказал Ленин. – Кофию нам не дадут и в Цюрихе. В кредит, во всяком случае. А без кредита я его пить не буду!..

В его голове, как молния, промелькнул сюжет: партия разбегается на следующий день после подписания мира с немцами. Кассу присваивает себе Ганецкий или тот, кто имеет к ней доступ. Он сам идет работать к богатому Парвусу в качестве мажордома. Потом убивает его, чтобы завладеть деньгами. Но их не оказывается, в сейфе лежат лишь закладные и просроченные счета. Его арестовывает полиция. А из Америки Лев Давидович пишет Ильичу секретное письмо: «Допрыгались! А я ведь вас предупреждал!..»

– Вы погодите… Нужно во всем разобраться… Вечно вы танцуете без музыки!..

Крупская приставила к носу очки и начала читать первую страницу непролетарской газеты «Живое слово», которую Ленин предпочитал пролетарским. Он бы читал в России немецкие, если бы они были. Всевозможные «Правды» и «Голоса рабочих» он просматривал как повинность, чтобы знать, в чем ошиблись товарищи и где они оступились.

– Но ведь переговоры лишь начались… – робко подала свой голос жена.

– Но ведь начались же!

– И что же? Может, они продлятся месяц, а то и целый год… И потом, вы сами все время пишете о мире и окончании войны. Это значит, что царь стал вашим союзником.

– Я пишу о мире, когда большевики возьмут власть. Но не ранее!..

Нужно играть на опережение! – мелькнуло в голове Ленина. – Пока они там телепаются, захватить почту и телеграф. Великолепненько!.. Царь возвращается в Царское, а там вместо его дворца – приют для инвалидов!..

– А почему они договариваются в «Socie 1 te 2 » , в нашей штаб-квартире?

– По незнанию.

– По куражу, – не согласился Ленин. – Они издеваются над нами!

Вот я и нашел, что меня взбесило. Гостиница!.. Это надо же – залезть в наш угол, когда у них полно своих! Ведь это какой-то знак! Важный знак. Но что под ним? Зловещий айсберг или грязная весенняя жижа?

– …Сахарку не найдется? – спросил Михаил Иванович Калинин, появляясь в дверях с закопченным чайником.

Весь он был домашний и свой. В бороде запутались крошки черного хлеба.

– Вприкусочку или рассыпной? – спросил его душевно Ильич.

– А какой есть, – сказал Михаил Иванович.

– Тогда получите!..

Ульянов сгреб его в охапку и выставил за порог. Чайник ударился об пол и покатился прочь с железным стуком.

– Я ему голову оторву! – пообещал Ленин, закрывая дверь на замок.