Столп. Артамон Матвеев

   — Ты иди, — сказал царь. — Может, лекарство какое нужно будет. Пусть врачи расстараются. Смотри за ними, Артамоша, они ведь немцы.

Матвеев поднялся, пошёл.

   — Артамон! — окликнул Алексей Михайлович. — Притесняют Никона-то. Святейший Иоаким ополчился на горемыку. Ты уж разберись.

Артамон Сергеевич поклонился. Царь смотрел умоляюще. Лихо ему было одному остаться и с людьми — лихо.

   — Я сей миг! — пообещал Матвеев.

В Тереме навстречу летела встрёпанная Анна Петровна Хитрая.

   — Что?! — спросил Артамон Сергеевич.

   — Где великий государь?

   — Что?! — спросил Артамон Сергеевич, загораживая дорогу.

   — Ах, недосуг! — попыталась обойти окольничего царицына крайчая.

Матвеев снова встал на её пути, из внутренних покоев вышел Блюментрост.

   — Лаврентий!

Врач увидел своего благодетеля, просиял:

   — Девочка!

   — Всё ли хорошо?

   — Не охнувши.

Матвеев бегом кинулся в конюшню. Царь смотрел на него издали и сам поднимался. Лицо дрожало.

   — Всё слава Богу! — крикнул издали Артамон Сергеевич. — С царевной тебя, великий государь!

   — Наталья-то?..

   — Не охнувши! Не охнувши родила!

Царь обмяк, по лицу побежал пот дорожками. Сказал, переводя дух:

   — Лучше бы покричала... Дело разве стыдное — кричать рожамши? — обнял и расплакался. — Ах, Артамон! Ах, Артамонище ты мой!

12

Царевна, наречённая Феодорой, родилась 10 октября 1674 года. А через десять дней, на одиннадцатый, 21 октября, в канун праздника иконы Казанской Божией Матери, в Потешных палатах Кремля музыканты Артамона Сергеевича развлекали великого государя и великую государыню игрою на органах, трубах, корнетах, тромбонах, флейтах, а также виолами и скрипками.

   — Скрипки-то, скрипки! — говорил царь после представления. — Как потянут душу, так и обольёшься слезами.

   — А органы-то как вздыхают! Словно сам Господь! — подхватила Наталья Кирилловна.

   — Спасибо, Артамон! — Алексей Михайлович поцеловал друга. — Глядишь, и я тебя утешу.

Утешил хранителя государевой печати уже назавтра. Ради великого праздника, ради добрых многих служб и новорождённой царевны 22 октября в Грановитой палате при патриархе, боярах, при всём синклите Артамону Сергеевичу Матвееву было сказано: «Боярин и Дворецкий с титулом Наместника Серпуховского». А дальше больше. Что ни день — сыпались новые доходные назначения. К началу ноября боярин и дворецкий, кроме приказов Посольского и Аптекарского, ведал Новгородским, Псковским, Архангельским, Холмогорским, Олонецким, Вятским, Вологодским, Нижегородским, Арзамасским, Владимирским, Коломенским и Солью Камской...

Было чем и Артамону Сергеевичу порадовать царя и царицу.

В Преображенском театре магистр Яган Грегори представил две комедии: «Юдифь», «Есфирь» и сверх того балет. В труппе было сорок восемь русских — детей мещан, а немцев только тридцать шесть. Знай наших! Набираются ума.

«Юдифь» шла 9 ноября.

Алексей Михайлович посылал приглашение патриарху. Юдифь совершила свой подвиг на восемнадцатом году царствования Навуходоносора, когда в Иудее первосвященником был Иоаким.

Патриарх не поехал, сказался болящим, но Алексею Михайловичу донесли слова святейшего: «Лицедейство, каким бы оно ни было, — грех! Лицедею, играющему праматерь Юдифь, приходится раздирать свою душу надвое. На сцене он — Юдифь, а дома — Ванька или того хуже — протестант Юшка Гивнер. Воплощение в иного человека есть ложь, а сам театр — сад гордыни».

Алексей Михайлович только в затылке почесал. Библейские представления погружали его в мир праотцев, душа прикасалась к божественному. Волосы на голове шевелились, когда прекрасная еврейка Юдифь выносила из шатра огромную картонную голову Олоферна.

«Есфирь» представляли 11 ноября. 13-го балет, и снова играли музыканты Матвеева.

Выходило, что Артамон Сергеевич взмыл на вершину жизни своей. Сын дьяка, у которого всего достояния — деревенька о четыре избы, — боярин! Да ещё и дворецкий, наместник!

Артамон Сергеевич, вернувшись из Преображенского, от радости сон потерял. Хитрово — щука, да Матвеев-то нынче — сом. Из тех сомов, что быков под воду уволакивают.

Поднявшись среди ночи, в исподнем, запаливал свечи во всех канделябрах, штук тридцать, бродил по комнате, разглядывая свои приобретения. Во-первых, новую картину, подаренную гетманом Самойловичем. На картине, во всё полотно — красный ковёр, на ковре сияющий золотом трон, на троне султан в чалме. Султану привели невольниц для выбора. Невольницы обнажены по пояс, а иные вроде бы и одеты, но ткани как стекло, всё напоказ!

   — Пророческий подарок!