Не лежала у него душа к этой поездке. Однажды, четыре года назад, Филип уже встречался со Стефаном, и, хотя тогда он получил все, о чем просил, при королевском дворе он чувствовал себя ужасно неловко. Монарха окружали коварные, бессовестные люди, готовые растоптать друг друга ради получения королевских милостей. Какими ничтожествами казались они приору! Как старались захапать побольше богатства и привилегий! Их дворцовые игры были чужды Филипу: по его разумению, чтобы получить что-то, надо заслужить это, а не выклянчивать. Но сейчас иного выхода у него не было — придется окунуться в их мир и принять их правила игры. Только король мог дать разрешение на открытие рынка, и только король мог теперь спасти собор.
Он закончил свою молитву и вышел из крипты. Солнце уже поднималось, и стены будущего собора окрасились розовым светом. Строители, что трудились от рассветало заката, приступали к работе: они отпирали свои сараи, точили инструменты и замешивали первые порции раствора. Потеря каменоломни пока не сказалась на строительстве, ибо с самого начала добыча камня велась быстрее, чем его использование, и имевшихся запасов должно было хватить на многие месяцы.
Пришло время отправляться в путь. Все приготовления были уже сделаны. Король находился в Линкольне. У Филипа будет попутчик: брат Алины Ричард. В течение года провоевав сквайром, Ричард был произведен Стефаном в рыцари. Он приезжал домой, чтобы обновить свое вооружение, и теперь возвращался в королевскую армию.
Торговля Алины шла поразительно бойко. Она уже больше не продавала шерсть Филипу, а напрямую заключала сделки с фламандскими купцами. И в этом году она хотела скупить всю произведенную монастырем шерсть. Конечно, она рассчитывала заплатить меньше, чем фламандцы, но зато Филип раньше получил бы деньги. Он не согласился. Однако тот факт, что Алина могла сделать подобное предложение, говорил о степени ее успеха.
Филип увидел Алину, прощавшуюся с братом возле конюшни. Проводить отъезжающих собралась целая толпа. Ричард сидел на гнедом боевом коне, который, по-видимому, обошелся Алине фунтов в двадцать. Он стал красивым, широкоплечим мужчиной; его внешность портил лишь уродливый шрам на правом ухе: никто не сомневался, что свою мочку он потерял в какой-нибудь схватке. Он был одет в великолепную красно-зеленую одежду, которую дополняли новый меч, копье, секира и кинжал. Его вещи были погружены на второго коня. Ричарда сопровождали два воина, сидевших на резвых жеребцах, и сквайр на невысокой лошадке.
Алина была вся в слезах, правда, Филип не знал, плачет ли она от жалости к брату, или от гордости за него, или от страха, что он может не вернуться с войны. Возможно, и то, и другое, и третье. Попрощаться пришли многие жители Кингсбриджа, включая большинство юношей и мальчишек. Без сомнения, в их глазах Ричард был героем. Здесь же были и все монахи, пришедшие пожелать своему приору счастливого пути.
Конюхи вывели двух лошадей: одну для Филипа, а другую для его скромной поклажи. Строители отложили на время свои инструменты и во главе с Томом Строителем и его рыжеволосым пасынком Джеком тоже присоединились к провожающим.
Филип для проформы обнял своего помощника Ремигиуса, затем тепло простился с Милиусом и Катбертом и взобрался на лошадь. Он с тоской подумал, что в этом жестком седле ему предстоит сидеть каждый день в течение целых четырех недель. Уже сидя на лошади, он благословил свою паству. Когда они с Ричардом выезжали через монастырские ворота, монахи, строители и жители деревни махали им руками и кричали слова прощания.
Они проехали по узкой улочке, прогрохотали по деревянному мосту и поскакали по бегущей полем дороге. Немного погодя Филип оглянулся и увидел, как в оконных проемах строящейся восточной стены собора золотится восходящее солнце. Если его поездка будет неудачной, эта стена может так и остаться недостроенной. Но сейчас негоже было думать о поражении, и, отвернувшись от Кингсбриджа, он сосредоточился на лежащей перед ним дороге.
Город Линкольн стоял на высоком холме. Филип и Ричард подъехали к нему с южной стороны по старинной оживленной дороге, которую все называли Горностаевой улицей. Даже издалека они могли различить на вершине холма башни собора и бойницы замка. До них еще оставалось мили три-четыре, когда путники въехали в городские ворота. «Огромный город, — подумал Филип. — Должно быть, здесь живут тысячи людей».
На Рождество город был захвачен Ранульфом Честерским, могущественнейшим лордом Северной Англии и родственником Мод. Но король Стефан вновь отбил город, однако войско Ранульфа все еще удерживало замок. Таким образом, Линкольн оказался в весьма необычном положении, когда внутри городских стен расположились две враждующие армии.