Столыпин. На пути к великой России

9–10 сентября 1911 г. государь напишет письмо матери Марии Федоровне, в котором подробно расскажет о произошедшей трагедии. Четвертая часть написанного посвящена Столыпину, причем столыпинская тема не составляет единого цельного сюжета, перебиваясь описаниями событий царского путешествия по югу России. Так, царь пишет: «Бедный Столыпин сильно страдал в эту ночь, и ему часто впрыскивали морфий». И тут же, в одну строку с этим, – иное событие и иная эмоция: «На следующий день, 2 сентября, был великолепный парад войскам на месте окончания маневров…» В конце же письма Николай вообще как бы забывает о Столыпине, сообщая матери о своем отдыхе на родной яхте: «Радость огромная снова попасть на яхту! …блестящий вид судов и веселые молодецкие лица команд привели меня в восторг, такая разница с тем, что было недавно. Слава Богу!.. Тут я отдыхаю хорошо и сплю много, потому что в Киеве сна не хватало: поздно ложился и рано вставал».

Такая структура письма, по мнению некоторых исследователей, свидетельствует, что царь не придал свершившейся трагедии особого значения. В действительности такой порядок изложения событий объясняется не недостатком чувств к ушедшему из жизни премьеру, а условиями написания письма и тем, кому оно было адресовано. Установлено, что Николай сначала написал основную часть, а потом дописал остальное[733]. Возможно, и основная часть, где описывается покушение на Столыпина, была написана в несколько этапов. Царь не располагал свободным временем для частой переписки с родными, и его письмо – своего рода отчет матери о многодневном путешествии. Отсюда и хронологическое построение письма, календарная смена событий. Николай, которого мать понимала с полуслова, такими переходами в повествовании от несчастья к радости желал успокоить материнское сердце, ведь мишенью террористов могла быть и царская семья. Императрица мать находилась в это время в Дании и оттуда писала сыну: «Мои мысли более, чем когда-либо, с тобой: не могу тебе сказать, как я возмущена и огорчена убийством бедного Столыпина. Правда ли, что твои дочери и мои внучки видели этот ужас? Как это мерзко и возмутительно, и еще в такой момент, когда все шло так хорошо и был общий подъем духа»[734].

Впрочем, и завершающая часть письма, где царь пишет о своем отдыхе, содержит ссылку на киевскую трагедию: «Такая разница с тем, что было недавно».

В том же месте письма, где рассказывается о гибели Столыпине, Николай ясно говорит матери о своих глубоких переживаниях.

«Пока Столыпину помогали выйти из театра, в коридоре происходил шум, там хотели покончить с убийцей, по-моему, к сожалению, полиция отбила его от публики и увела его в отдельное помещение для первого допроса… я уехал с дочками в 11 час. Ты можешь себе представить с какими чувствами!» В воспоминаниях баронесса Буксгевден к этому есть небольшое добавление: «Домой они вернулись полные ужаса от того, что им довелось увидеть»[735].

Вышеприведенные строки в письме царя «в коридоре… хотели покончить с убийцей, по-моему, к сожалению, полиция отбила его от публики» говорят о многом. Для спокойного, уравновешенного государя такая бурная реакция – исключительное явление. Она может быть поставлена ему в упрек, но именно это ярче всего свидетельствует, что царь был потрясен гибелью Столыпина.

Фраза «Ты можешь себе представить с какими чувствами!», возможно, указывает на недавний разговор (или переписку. – Д.С. ) царя с матерью, в котором он благожелательно отзывался о Столыпине.

Наконец, государь напрямую выражает свою боль в следующих строках письма: «Бедный Столыпин сильно страдал в эту ночь, и ему часто впрыскивали морфий. Вернулся в Киев 3 сентября вечером, заехал в лечебницу, где лежал Столыпин…»

Неоднократно видевший императора в эти дни министр финансов В.Н. Коковцов подтверждает это душевное состояние царя. «Государь, – вспоминал он, – был очень взволнован ранением Столыпина и проявил горячее участие»[736].

Великая княгиня Ольга Александровна, хорошо знавшая сердечные помыслы и чувства своего брата, была глубоко оскорблена появившимися в западной печати утверждениями о равнодушном и даже циничном отношении Николая к смерти премьера. «Никогда не забуду ужас и горе Ники <…>, – вспоминала она реакцию государя на эту трагедию. – Когда Столыпин скончался, Ники находился в Чернигове. Поспешив в Киев, он поехал в лечебницу и у тела Столыпина опустился на колени. Те, кто заявляет, будто Ники испытал облегчение, узнав о смерти Столыпина, это люди подлые, и у меня нет слов, чтобы сказать, что я о них думаю. Мой брат был очень сдержан, но он никогда не лицемерил. Он действительно был убит кончиной Столыпина. Я это знаю»[737].