Столыпин. На пути к великой России

Первое выступление Столыпина перед II Государственной думой с изложением правительственной декларации реформ и последующая за ней вторая речь министра, завершенная знаменитыми словами «Не запугаете» произвели огромное впечатление на государя. На следующий день после выступления 7 марта 1907 г. в адрес премьера царь отослал телеграмму. «Глубокоуважаемый Петр Аркадьевич! – говорилось в ней. – Прочитал Вашу декларацию и вторую речь. Я пришел в восторг и не мог удержаться от потребности сердца и души Вам это высказать. Помоги и храни Вас Бог. Искренно, глубоко Вас уважающий Николай». За первой телеграммой вскоре последовала и вторая. Царь продолжал восхищаться ясным и убедительным словом Столыпина: «Вчера при докладе А.П. Извольский (министр иностранных дел. – Д.С. ) сообщил мне подробности заседания Государственной думы… Вечером я получил Ваше письмо и стенографическую речь после дерзких вызовов и прочел ее в тиши моего кабинета с волнением и удовольствием. Благодаря Вам, наконец, я услышал громкое и решительное слово со стороны правительства в отпоре всяким наветам и лжи»[297].

Надежды на вторую Думу не оправдались, и только в третьей Думе лед недоверия между премьером и депутатами наконец-то тронулся. Дума пошла за Столыпиным, правда, вопрос о назначении ее представителей на министерские должности был на время отложен. Радуясь успеху выступлений своего премьера в III Государственной думе, царь писал матери: «Это его подбодрит и всех хороших и даст ему самому энергию и уверенность в себе»[298].

Слова ободрения продолжали звучать и позже. В записке от 30 декабря 1907 г. по поводу ряда конкретных дел приписка: «Желаю и Вам, Петр Аркадьевич, здоровья, бодрости души и тела и всякого успеха в 1908 году»[299].

Поддержка царя, его благожелательный настрой помогли раскрыться творческому потенциалу Столыпина. Это был своего рода духовный капитал, вложенный царем в перспективного человека. «…Принял Столыпина, – записал Николай II у себя в дневнике на второй день после его назначения премьером, – от первых шагов его получил самое лучшее впечатление»[300].

Согласно закону русское правительство имело полуавтономный статус: решения принимались большинством голосов, и только в исключительных случаях, когда правительственное меньшинство поддерживал лично государь, большинство уже не имело решающего значения[301]. Мало того, соединение двух ключевых постов – министра внутренних дел и председателя правительства – в одном лице означало, что в правительстве не осталось никого, кто мог бы предложить альтернативу столыпинскому курсу. Былое противостояние двух всесильных министров – Витте и Плеве – теперь уже не могло повториться. Кроме того, в условиях становления представительных органов власти: Государственной думы и Государственного совета, Совет министров еще более усилил свое влияние, став законотворческим органом[302] и координатором работы обеих палат. Естественно, что выдержать такую мозговую нагрузку мог только достаточно свободный в действиях, не скованный волей самодержца исполнительный аппарат.

Создавая Столыпину режим наибольшего благоприятствования, государь предоставил ему самому стать новым центром в имперском управлении. Современники прозвали Столыпина «русским Бисмарком»: ни один министр в империи никогда не имел юридически такого объема власти, как новый председатель правительства. Петр Аркадьевич фактически стал компаньоном царя в управлении страной. Последний раз назначение соправителя происходило при Александре II в лице его министра графа М.Т. Лорис-Меликова. Николай II возобновляет эту традицию. Это было знаком особого расположения Николая II, и царский капитал доверия только за шесть лет деятельности нового премьера окупился сторицей: Столыпин стал первым в истории России государственным деятелем, кто сумел так энергично и широко, с нравственной и социальной пользой для народа использовать вверенную ему власть «Ты, наверное, читаешь в газетах, – писал Николай II матери, – многочисленные телеграммы к Столыпину со всех сторон России. Они все дышат доверием к нему и крепкою верою в светлое будущее»[303].

Глава 5 Царская дорога столыпинскому локомотиву реформ

По своей природе Николай II был весьма расположен к поиску новых решений и импровизации. Его государственная мысль не стояла на месте, он не был догматиком; то, что недавно признавалось им в качестве основы государственного строя, как, например, общинная собственность и законодательные прерогативы самодержавия, через некоторое время могло быть отвергнуто навсегда[304]. В 1909 г. заместитель министра внутренних дел С.Е. Крыжановский выступил перед царем с докладом относительно проекта децентрализации империи. «Меня поражала легкость, – вспоминал он, – с которой Государь, не имевший специальной подготовки, разбирался в сложных вопросах избирательной процедуры как у нас, так и в западных странах, и любознательность, которую он при этом проявлял»[305].