Столыпин. На пути к великой России

Глава 8 Тяжкий крест правосудия

«Боже Отцов и Господи милости, Ты избрал мя еси Царя и Судию людям твоим».

Так начиналась коронационная молитва русских царей. Согласно ей последний русский самодержец получал в свои руки самый хрупкий и самый страшный механизм власти – весы правосудия. Свобода или неволя, жизнь или смерть – такова непомерно высокая цена царского решения. И как настоящий христианин, Николай II боялся осудить безвинного, изо дня в день он повторял слова знаменитого библейского псалма: «Боже … Избавь меня от (пролития) кровей»[535]. Но судьба была к нему жестока. Обладая кротким, миролюбивым нравом, он стал первым и последним русским царем, встретившимся лицом к лицу с революционной стихией.

« 9 января 1905 года. Тяжелый день! – записал Николай Александрович в своем дневнике. – В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять, в разных местах города было много убитых, раненых. Господи, как больно и тяжело!»[536]

Начальник департамента полиции А.А. Лопухин вспоминал об этих событиях: «Наэлектризованные агитацией, толпы рабочих, не поддаваясь воздействию обычных общеполицейских мер и даже атакам кавалерии, упорно стремились к Зимнему дворцу, а затем, раздраженные сопротивлением, стали нападать на воинские части. Такое положение вещей привело к необходимости принятия чрезвычайных мер для водворения порядка, и воинским частям пришлось действовать против огромных скопищ рабочих огнестрельным оружием…»[537]

Как пишет историк Альфред Мирек, правительственные войска стреляли не сразу. Первые залпы были холостыми[538]. Толпа уже готова была вернуться, но Гапон с помощниками шли вперед, увлекая людей за собой. Раздались одиночные выстрелы с крыш домов, где засели революционеры-снайперы, начали стрелять боевики, шедшие под прикрытием мирной толпы. Вот тогда в ответ войска стали стрелять боевыми патронами[539].

Министр внутренних дел Святополк-Мирский созвал в тот же день совещание, чтобы выяснить, кто дал распоряжение стрелять. В результате расследования было установлено, что командиры не получали приказа открывать огонь. Они действовали согласно общим уставным положениям[540].

Непосредственной вины государя в случившемся не было, и С.Ю. Витте уговаривал царя открыто объявить народу, что он не причастен к событиям Кровавого воскресенья. Николай отклонил предложение. Он не хотел, чтобы общественность винила во всем только его армию[541], и не собирался умывать руки. Он считал себя сопричастным трагедии 9 января. Главное, в чем винил себя государь, в чем каялся Богу, так это в своем неведении. Когда тюремщик Авдеев в 1918 г. убеждал пленного царя в виновности столичных властей в январской трагедии, государь ответил: «Вот вы не поверите, может быть, а я эту историю узнал только после подавления восстания питерских рабочих»[542].

События 9 января потрясли императора: при дворе был объявлен траур, а сам государь побывал в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой лавры у старца Варнавы, который принял царскую исповедь[543]. О глубоком переживании трагедии свидетельствует и желание государя навсегда покинуть светский мир. В марте 1905 г. царь сообщил членам Священного Синода о своем намерении, согласованном с императрицей: оставив престол сыну и учредив при нем регентство в составе государыни императрицы и брата Михаила, принять монашество, священный сан и стать патриархом. Синод, может быть, в силу неожиданности самого предложения или по каким-то иным причинам не поддержал намерения царя. А сам государь к этому больше не возвращался[544].

Революционеры прозвали Николая II Кровавым. Но каковы они сами, эти ярые гуманисты? Лидер партии кадетов Милюков после прихода к власти был готов без всяких угрызений совести покрыть всю страну гильотинами, а «гуманист» Ленин, установивший в России большевистский диктат, в 1918 г. призывал партию поощрять «массовидность» революционного террора.

Государь измерял ценность человека в иных координатах. Для него человек – святыня, образ и подобие Бога, даже в преступнике он старался найти искру божественного света. Видя чистосердечное раскаяние, царь был готов помиловать даже приговоренного к смерти. «Государь, – свидетельствует рядовой офицер охраны Д. Ходнев, – был противником строгих репрессий, наказаний и терпеть не мог смертной казни; но, несмотря на желание отменить ее совершенно, Он все же не считал себя вправе это сделать, особенно в смутные 1905–1906 годы. Мне неоднократно рассказывал мой ротный командир, флигель-адъютант капитан В.И. Сухих, как бывал доволен государь, если полевой суд (1905–1906 гг.) находил возможным не присуждать обвиняемого к смертной казни; а сколько тяжких преступников помиловал Государь и спас их от смерти!»[545]