Если Столыпин и признавал значение «свободы» и «права», то эти начала он все-таки не считал панацеей, которая переродит наше общество. Громадное большинство населения, то есть наше крестьянство, по его мнению, их не понимает и потом в них пока не нуждается. «Провозглашение» их не сможет ничего изменить в той среде, где еще нет самого примитивного права – личной собственности на землю и самой элементарной свободы – добром и трудом располагать по своему усмотрению и в своих интересах. Для крестьян декларация о крестьянских свободах и даже введение конституции будут, по его выражению, «румянцем на трупе». Если для удовлетворения образованного меньшинства он эти законы вносил, то копий за них ломать не хотел, только когда желательность их поймут и оценят крестьяне, сопротивляться им будет нельзя и не нужно. Главное же внимание его привлекало пока не введение режима «свободы» и «права», а коренная реформа крестьянского быта. Только она в его глазах могла быть прочной основой и свобод, и конституционного строя. Это было его главной идеей. Не дожидаясь созыва Думы, он по 87 ст. провел ряд законов, которые подготовляли почву к дальнейшему…
Эти указы в своей совокупности должны были начать в крестьянском быту новую эру. Но настоящего государственного смысла этих реформ Столыпин в то время еще не высказывал. Может быть, он не хотел идеологических возражений и справа, и слева. «Справа» потому, что эта программа была, по существу, «либеральной», т. к. делала ставку на личность, «слева» потому, что там издавна питали слабость к коллективу, к демократической общине. Столыпин не находил полезным подчеркивать, куда этими законами он ведет государство» (Цит. по: Рыбас С., Тараканова Л. Указ. соч. С. 77).
Объяснения Маклакова исчерпывающи: Реформатор не ждет поддержки общества, он одинок, и его путь – добавим мы – это путь к 1 сентября 1911 года, то есть к жертве.
Возможно, столь резкое соединение начальной и конечной точек выглядит упрощением? Советская историография всегда рисовала Столыпина крайне правым, «обер-вешателем» (Ленин), противником демократии. Но какое нам дело до политических ярлыков? Гораздо важнее в данном случае вспомнить другое. Петр Аркадьевич знал, что погибнет.
Тактика и эстетика терроризма
В 1911 году начальник Киевского охранного отделения сообщал в Петербург: «Дмитрий Богров состоял сотрудником отделения по группе анархистов-коммунистов под кличкой „Аленский“ с конца 1906 г…»
Вряд ли в разгар своей реформаторской деятельности Столыпин, хотя он и был министром внутренних дел, что-то слышал о Богрове. Он должен был узнать о его существовании год спустя, когда «Аленский» сообщил о подготовке покушения на царя.