Стон и шепот

Свет над ареной немного приглушили, единственная дверь открылась, и двое полуодетых амбалов втолкнули вперед миниатюрную девчонку. Абсолютно голую. Она безвольно шла, куда направляли. Ее ноги подкашивались, а взгляд был мутным, как после трехдневной пьянки.

Незнакомку привязали к стулу, заведя руки за спинку, так что небольшая, но аккуратная грудь приподнялась вверх, а вершинки сосков от холода стали острыми пиками. Лодыжки ей тоже привязали, но уже к ножкам стула, так что бедра оказались слегка разведены, обнажая узкую полоску аккуратно выбритой киски.

Один из амбалов, что вел девчонку, ущипнул ее за сосок, и этот жест не укрылся от меня. Она дернулась, как от электрического тока. На мгновение в широко распахнувшихся глазах мелькнул ужас, она попыталась свести бедра, как-то прикрыться, но уже через секунду все опять сменилось мутной поволокой и безвольной апатией.

Девчонка была под наркотой, и мне почему-то было совершенно не жалко наркоманку-шлюшку, которая выступит таким сомнительным товаром.

– Девственница, – объявил ведущий, чем тут же заставил меня усомниться в своих выводах. – Все дырочки не тронуты и открыты для любых ваших капризов.

– Две тысячи баксов, и мы смотрим, как Борис дерет ее в жопу, – раздался незнакомый механический голос, озвучивая первую ставку.

Амбал, который щипал девчонку за сосок, как-то противно улыбнулся. Сразу стало понятно, кто здесь Борис.

– Три тысячи. Борис трахает ее рот, Анатолий вначале отлизывает, а потом двойное анальное.

Второй амбал выкатил к стулу с жертвой (а именно так я именовал сейчас девчонку) столик, похожий на те, что используют в ресторанах, и, сдернув белое покрывало, обнажил целый арсенал секс игрушек.

– Пять тысяч за большое дилдо, цепи и зажимы на соски, и посмотрим на это прямо сейчас, – ошеломил меня динамик. – А потом по кругу со всеми участниками аукциона. Узнаем, сколько в нее войдет членов. Плачу сверху еще двадцатку, если после того, как мы обкончаем эту сучку, ее можно будет убить.

Я рывком поднялся с кресла.

Какого хуя я вообще тут делаю и куда попал?

Мозг очень быстро сообразил, что ни фига это не добровольная шлюшка. Девчонку явно откуда-то украли, накачали наркотой и выставили на потеху публике. Действительно не поспоришь – развлечение на любой вкус.

Судя по тому, что ставки прекратились, собравшиеся были согласны с планом неизвестного покупателя.

Амбал, тот, который Борис, потянулся к зажимам для сосков и не без удовольствия на собственном лице направился к несчастной. Ведущий начал отсчет для объявления победителя аукциона.

– Двадцать пять тысяч раз…

Я поднялся… – Двадцать пять тысяч два…

Уже хватался за ручку двери, чтобы свалить отсюда, когда раздался болезненный стон.

Хриплый, вырвавшийся из груди жертвы, протяжный и прошибающий насквозь. Душу словно в мясорубке провернуло от этого звука, а яйца болезненно сжались, потому что я хотел повторения этого звука.

Не отдавая себе отчета, я вернулся на кресло и с мучительной ненавистью к самому себе уставился, как на девчонку нацепили второй зажим. Она выгнулась дугой от боли и застонала еще громче.

Никогда не думал, что могу кончить от звука, но сейчас был именно тот случай, потому что она стонала там, а я был готов начать дрочить здесь.

Анатолий развязывал путы на руках девчонки, и я уже знал сценарий, по которому пойдет эта пьеса. Ее отдерут во все дыры, кто захочет и как захочет, а потом реально грохнут.

– Двадцать пять тысяч…

Впрочем, меня это уже не устраивало.

– Тридцать тысяч, и она моя, – нажав кнопку микрофона, озвучил я с четким намерением забрать сладкоголосую сирену себе.

Глава 3

Демина Ева

Я всегда знала, что такое счастье. Кажется, с самого рождения, еще в колыбели лежала в направлении мечты. Потом научилась ползти к ней и, сделав первые шаги, уверенно направилась к старенькому бабушкиному фортепиано. Музыка меня очаровывала, а бабушкины колыбельные заставляли смолкать даже самые сильные истерики.

К пяти годам я пела постоянно, так что даже скептически настроенный отец, механик в пятом поколении, понял: противостояние бесполезно. Дальше была школа, где я выступала на всевозможных концертах, срывая овации у вскакивающих с мест зрителей.

Когда погибли родители, пение спасло меня от разрывающей на части тоски… Мы остались втроем – только я, бабушка и музыка. Денег на репетиторов не было, да и на еду не всегда хватало, но я продолжала смотреть в направлении мечты. В сторону Москвы…

Стоило окончить школу, как я рванула туда, к ярким огням столицы, забрав из дома последние сбережения. Бабушка не была против, она благословила и отпустила, прекрасно понимая, что не удержит.

Только город больших надежд оказался жесток, а приемная комиссия Гнесинки поразила в самое сердце, заявив, что спетую мною арию слышат в пятый раз и до этого мальчик спел лучше.

Я была разбита, раздавлена, потеряна и сбита с толку, не представляя, как жить дальше.