Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

Ломакин протянул фуражку, показывая дно. На нем большими буквами, но не превышающими размеры, установленные уставом, были четко выведены фамилия и номер военного билета курсанта.

— Хорошо. — придраться что к фланке, что к штанам Андрущаку было просто невозможно, он и так видел, что короткими штаны не назовешь, а вот по поводу длины никаких возражений в уставе не было.

— Подписку фланки!

Ломакин бодро отстегнул один из клапанов брюк и, вытащив на свет край фланелевки, продемонстрировал подписку.

— Подписку брюк!

Курсант с готовностью отстегнул другой клапан и показал тщательно выведенные хлоркой на изнанке брюк все ту же фамилию и номер.

— Подписку тельника!

Невозмутимый Ломакин вытянул из-под фланки кончик тельника. На одной из белых полосок ручкой были выведены все те же письмена, а на одной из черных, они были продублированы хлоркой.

— Ладно. Застегивайся. А трусы?

Ломакин начал снимать штаны с готовностью портовой проститутки.

— Ладно, ладно. Не стоит. Верю.

Андрущак сделал пару шагов назад, и пока Ломакин приводил себя в порядок, еще раз внимательно осмотрел того.

— Поднимите брюки, покажите шнуровку ботинок.

Это был хитрый ход. Шнурки в крепких военно-морских пальцах имели свойство частенько рваться, ботинки по этой причине зашнуровывались не до конца, и это тоже считалось нарушением формы одежды. Но, как правило, на это не смотрели, замечаний на курсантах находилось и без этого достаточно. Но Ломакинские ботинки оказались зашнурованы до верха новыми длинными шнурками, да еще в придачу шнурки были даже с вечно слетающими железочками на концах. Да и носки были новенькие, не растянутые, да и не порванные, в чем Андрущак тоже убедился, заставив дополнительно Ломакина разуться и представить ему подписку хромачей.

Придраться было не к чему.

— Предъявить предметы личной гигиены. — уже довольно обреченно потребовал капитан.

Ломакин бодренько извлек из карманов аж три носовых платка, расческу и, отогнув подкладку фуражки, показал булавку и три иголки, обвитые нитками разного цвета.

Холеное лицо капитана Андрущака стало похоже на печеное яблоко. Он не мог задержать курсанта! Не имел права! Конечно, он мог придраться, даже к тону ответа курсанта и отправить того маршировать по плацу хоть до утра, но это было бы все равно поражение. Формально он был бы не прав, а чувство собственного достоинства комендантского разлива у Андрущака присутствовало и являлось как бы квинтэссенцией его служебного долга.

— Ну-ка дыхни! — на всякий случай потребовал Андрущак, и, получив в лицо мощный поток воздуха отдающий табаком и «Поморином», но никак не «Массандрой», замахал руками.

— Ладно. Хватит.

Андрущак еще пару минут молча разглядывал военный билет Ломакина, перелистывая страницы и пытаясь найти хоть какие-нибудь несоответствия. Потом, осознав бессмысленность занятия, протянул тому документы и, козырнув, с видимым нежеланием и трудом произнес:

— Товарищ курсант, произошла ошибка. Вы задержаны безосновательно. Свободен. Хорошего отдыха.

Ломакин приняв документы от униженного капитана, залихватски отдал честь и, печатая шаг, вышел из помещения. Андрущак же подошел к окну и, скрестив руки на груди, молча уставился на стекла. Если бы не погоны и фуражка, он бы мог сойти за принца Гамлета, решающего вечный вопрос «быть или не быть?». Причем сцена проверки Ломакина так поразила всех присутствующих, что привычный конвейер был остановлен, я до сих пор был у двери, а не на плацу, да и все остальные стояли совершенно беззвучно, переваривая произошедшее.

Не прошло и минуты, как капитан Андрущак вдруг резко нагнулся, вглядываясь в окно. Потом резко выпрямился, развернулся и, чеканя слова, торжественно и с чувством глубочайшего удовлетворения отдал приказание:

— Начальник патруля, срочно догнать курсанта, которого я только сейчас отпустил!

Начальник патруля с одним патрульным резко рванули с места и исчезли за дверями. Вернулись они быстро с недоумевающим Ломакиным, которого они нежно, но крепко поддерживали под руки. Ломакин, судя по лицу, абсолютно не понимал, за что его вернули в то место, которое он несколько мгновений назад триумфально покинул.

— Что же вы, товарищ курсант, так образцово выглядите, а элементарных правил поведения военнослужащих в городе не знаете?

Ломакин все еще не понимал вообще, о чем идет речь.

— Товарищ курсант, на входе в комендатуру стоит целый старшина 2 статьи с повязкой на руке. Видели, надеюсь?

Ломакин все еще не понимая, в чем дело, утвердительно кивнул.

— Как же так, товарищ курсант? Вы уже четыре года погоны носите, а вот честь военнослужащему выше вас по званию отдавать пока не научились!!! Увольнительную!!! И шагом марш на строевые занятия!!! До упора!!! А что это все замерли, как проститутки на панели?! А ну.