– Я хочу вам кое-что показать, – с трудом произнесла она.
Мэри тоже встала, отчасти для того, чтобы помочь Каролине подняться.
– Это случайно не Колин, вон там, вдалеке? – спросила она и показала на одинокую фигуру на причале, едва различимую за самыми верхними ветками дерева.
Каролина посмотрела и пожала плечами:
– Без очков я так далеко не вижу.
По-прежнему держа Мэри за руку, она уже двинулась к двери.
Они прошли через кухню в спальню, погруженную в полутьму – ставни были закрыты.
Несмотря на рассказ Каролины о том, что здесь произошло, эта почти пустая комната казалась ничем не примечательной. Как и в комнате для гостей на другом конце галереи, за дверью с жалюзи находилась отделанная кафелем ванная. Кровать – широкая, без изголовья и подушек – была накрыта легким светло-зеленым покрывалом, гладким на ощупь.
Мэри села на край кровати.
– У меня ноги ноют, – сказала она Каролине, которая открывала ставни. Когда комната была залита предзакатным светом, до Мэри вдруг дошло, что сбоку от окна, у нее за спиной, к стене, вдоль которой стоит кровать, прислонена широкая, покрытая сукном доска, увешанная множеством фотографий, налезающих одна на другую, как на коллаже, главным образом черно-белых, частью цветных, сделанных «Полароидом», и на каждой – Колин. Мэри подвинулась на кровати, так, чтобы было лучше видно, а Каролина подошла и села рядом.
– Он очень красив, – тихо сказала она. – Роберт увидел вас обоих совершенно случайно, в день вашего приезда. – Она показала на фотографию Колина, стоящего около чемодана с картой города в руке. Обернувшись, он разговаривал с кем-то – возможно, с Мэри, – оставшимся за кадром. – Мы оба считаем его очень красивым. – Каролина обняла Мэри за плечи. – В тот день Роберт сделал много снимков, но этот – первый, который я увидела. Этот я никогда не забуду. Только что изучал карту и вот отвлекся. Роберт пришел домой такой возбужденный! Потом, по мере того как он приносил новые снимки… – Каролина обвела рукой всю доску, – наши отношения снова становились все более близкими. Это я предложила повесить их здесь, где мы могли бы видеть все сразу. Мы не раз лежали здесь без сна до раннего утра и строили планы. Вы не поверите, как много нужно было всего спланировать!
Пока Каролина говорила, Мэри потирала ноги, то массируя их, то почесывая, и изучала представшую перед ней мозаику минувшей недели. Были снимки, при взгляде на которые она сразу вспоминала, в какой ситуации они сделаны. На некоторых Колин был запечатлен на балконе более отчетливо, чем на том зернистом отпечатке. Были фотографии Колина, входящего в гостиницу, одна – где он сидит в одиночестве в кафе на понтоне, на другой – Колин, стоящий в толпе, у его ног – голуби, на заднем плане – высокая башня с часами. На одной он лежал голый на кровати. На других снимках фон был не так просто узнать. На одном, сделанном ночью, при очень слабом освещении, Колин с Мэри переходили пустынную площадь. На переднем плане – собака. На некоторые фотографиях Колин был совсем один, на многих, ввиду изменения композиции при увеличении, была видна лишь ладонь Мэри или рука до локтя, а то и ничего не выражающая часть лица. Собранные все вместе, снимки, казалось, заставили застыть каждое знакомое выражение – хмурый, озадаченный вид, скривившиеся уста, готовые нарушить молчание, взгляд, так легко становящийся нежным в ответ на ласку, а на каждом снимке в отдельности была запечатлена – и, по-видимому, воспета – особая черта этого тонкого лица: сходящиеся в одной точке брови, глубоко посаженные глаза, прямой рот, губы, разделенные лишь слабым проблеском зубов.
– Зачем? – произнесла наконец Мэри. Язык ее, ставший толстым и тяжелым, мешал выговорить слово. – Зачем? – повторила она более решительно, но вопрос – ибо она вдруг все поняла – прозвучал еле слышно.
Каролина крепче прижала Мэри к себе и продолжила:
– Потом Роберт привел вас домой. Казалось, сам бог участвует в осуществлении нашего плана. Я входила в спальню. Впрочем, этого я от вас никогда не скрывала. Я знала, что игра воображения перерастает в реальность. Это все равно что войти в Зазеркалье.
Глаза у Мэри слипались. Голос Каролины слабел и удалялся. Она с трудом открыла глаза и попыталась встать, но объятие Каролины было крепким. Глаза Мэри опять закрылись, и она невнятно выговорила имя Колина. Язык стал слишком тяжелым, и поднять его, чтобы произнести звук «л», не удалось – для этого потребовалась бы помощь нескольких человек, причем тех, в чьих именах звук «л» отсутствует. Слова Каролины окружали Мэри – тяжелые, бессмысленные, хаотично движущиеся предметы, вызывающие онемение в ногах. Потом Каролина хлестала ее по щекам, и она просыпалась, словно перемещаясь в другую историческую эпоху.
– Вы спали, – твердила Каролина, – вы спали. Спали. Роберт с Колином уже вернулись. Они будут ждать нас. Идемте быстрее.
Она с трудом подняла Мэри с кровати, перебросила ее бессильную руку через свое плечо и, поддерживая, вывела ее из комнаты.
10