Стоп. Снято! Фотограф СССР (СИ)

Смотрю на название и понимаю. Не зверь, а птица. "Сокол-2". Ещё одна передовая разработка советской инженерной мысли. Полный автомат, причём на основе отличного экспонометра. Вот они, три датчика на верхней части объектива. Японский электронный затвор. Пять программ управления выдержкой. Это значит, автомат предлагает не одну экспо-пару, а целых пять, подходящих по освещённости. Такая вот высокотехнологичная "мыльница" семидесятых годов разлива.

Не в обиду аппарату будет сказано. "Мыльница" не по внешнему сходству и не из за пластикового корпуса. С этим как раз всё хорошо. Корпус металлический, солидный.

Специальных навыков "Сокол" не требует. Понятно, почему его берут для журналистов-газетчиков. Достаточно на цель навести, расстояние выставить и на кнопочку нажать. Не нужно с собой специально обученного фотографа таскать. Любой справится.

С другой стороны, аппарат хороший. "Советское фото" пишет о нём с восторженным придыханием. Картинку даёт чёткую, контрастную. То, что надо для газеты. И денег у меня хватит, с учётом сегодняшней прибыли с книжек. "Сокол" стоит 145 рублей. Дороже "Зенита", между прочим.

"Что тебе ещё надо, собака?" — как говаривал Иван Васильевич в популярной комедии.

Такая камера сильно упростит мне репортёрскую жизнь. Вот только я не собираюсь задерживаться в районке надолго. Это ступенька, возможность заявить о себе и набить руку. Моя цель — художественное фото, а с "Соколом" про них придётся забыть. Так что возвращаюсь к "Зениту".

— Товарный чек выпишите, пожалуйста.

Заодно закупаюсь плёнкой. Беру 65-ю и 130-ю, на случай, если придётся снимать в помещении. Собираюсь купить вспышку, но испытваю культурный шок.

Выбранный мной компактный, и по-своему, изящный прибор работает исключительно от сети. Именно так. Берёшь штепсель и втыкаешь его в 220. И сидишь, как собачка на привязи.

К "портативным" вариантам прилагалась увесистая сумка-аккумулятор. Эпоха светодиодов, который кушают энергию не больше маковой росинки, ещё не наступила. Приборы прожорливы, основательны и увесисты. Качаться тебе надо, Алик, чтобы технику носить. Прям, как герой боевика: гантелю в руку, и держать. А то после часа съёмки хилые ручки отваливаться будут.

"Портативные" вспышки мне пока не по карману. Лишаться полностью оборотных средств не хочется. Так что набираю расходников, прощаюсь с погрустневшей продавщицей и снова еду на площадь.

Пусто. Ни музыкантов, ни "книголюбов", ни ментов. Нарочно кручусь на заветном месте. Никого. Нахрен я в это ввязался? Думал, помогу ребятам, сохраню их товар от конфискации. Выбью для себя бонусы для создания аудиоколлекции. А в итоге, получается, что украл.

Ладно, не украл, а взял покататься, — успокаиваю сам себя.

Электричка на обратном пути оказывается полупустой. Не торопятся люди из областного центра уезжать. Причём теперь процесс происходит в обратном порядке. На каждой станции люди выходят, а новые пассажиры не появляются.

Устраиваюсь у окна и всю дорогу читаю инструкцию к "Зениту".

"…Не повёртывайте без надобности спусковую кнопку во время спуска затвора..." Музыка, а не инструкция. А если будет "надобность", можно "повёртывать"?

Руки чешутся пустить камеру в дело. Был бы с собой рукав для зарядки катушек — не удержался бы. А так просто вскидываю "Зенит" и разглядываю мир вокруг себя через глазок видоискателя. Мной овладевает какое-то совершенно мальчишеское воодушевление.

Из десятка случайностей сложилось то, к чему я стремился. Я снова фотограф. У меня есть работа. Главное, в руках собственная камера. Понимаю, что без неё чувствовал себя не до конца полноценным.

* * *

— Алик, я усну сейчас, — издевается Николай, — я не умею так медленно бегать. Ещё немного, и мои ноги пустят корни и прирастут к земле. Ты до обеда ползти собираешься?

— Я физику всю ночь учил, — отбиваюсь.

Вру, конечно. На физику я потратил едва ли час.

— То-то я и гляжу, у тебя губищи, как у Патриса Лумумбы, — ржёт младлей, — с учебником целовался, небось.

Со скучной физики я вчера переключился на свою покупку. Вертел камеру в руках, привыкая к весу, к упругому спуску, к ощутимому удару зеркала внутри. Что-то в этой технике, тяжёлой, НАСТОЯЩЕЙ, резонировало с мальчишеской частью моей души.

После я взял готовые фотографии и пошёл к Лиходеевой. И взрослому сознанию и юношескому сердцу в этот вечер одинаково хотелось признания и оваций.

— Обалдеть! — говорит Лидка, — это что, правда я? Как в журнале…

— "Работница" или "Крестьянка"? — подкалываю.

— Да, наплевать! — заявляет Лида, — главное, чтобы я была на обложке. Ты можешь сделать так, чтобы я была на обложке?

— Для этого надо много работать, — говорю, — причём не только мне, но и тебе.

— Я сделаю всё, что скажешь, — отвечает Лиходеева, — всё-всё...

Смотрит при этом так , что беднягу Алика колотит дрожь. От её поцелуев отбиться уже не получается, да я и не слишком стараюсь. Заслужил. Уверен, мы зашли бы и дальше, если бы Лидкина мать поминутно не выглядывала в окошко.