Мы ведём подобие светской беседы. Я представляю ей Женьку, объясняя, что сам заниматься книгами далее не могу. Работа в редакции отнимает все силы. Заведующая кивает, но раскрывать карты не спешит. Присматривается.
Я тоже не настаиваю. Она сама изъявила желание влезть в мою схему. Пусть теперь предлагает, а я буду думать. Кто первый заговорил, тому важнее результат, так что я увлечённо смакую пломбир с шоколадом, отдав ей инициативу.
Женька заметно смущается и молчит.
— Кофю будете? — интересуется официантка в несвежем переднике, — вАреную, — добавляет она для солидности.
Перед Людмилой Прокофьевной здесь заискивают. Нас даже обслуживают лично. Остальные посетители выстаивают длинную очередь за мороженым, а потом ещё одну — в кассу. Думаете, всё?! Нет, потом они возвращаются с чеком и отстаивают очередь в третий раз, чтобы получить растаявший пломбир. Нам в этом отношении невероятно везёт.
— А с коньяком есть? — спрашиваю ради шутки.
— Два пятьдесят с "Белым Аистом", три десять с "Араратом", — ошарашивает меня официантка.
Людмила Прокофьевна молча поднимает бровь, ожидая моей реакции.
— Три с "Араратом", — выкладываю на стол червонец, — Сдачи не надо. А есть что-нибудь к кофе? Выпечка?
Купюра исчезает как карта в руке иллюзиониста.
— Есть коржики, — официантка проникается ко мне симпатией и доверительно шепчет, — но я вам их не рекомендую.
— Почему? — шепчу в ответ.
— Чёрствые, — отвечает она, — зубы поломать можно.
Заведующая невозмутима. Только в зрачках пляшут смешливые чертята.
— Это не Рио-де-Жанейро, — говорю, — это гораздо хуже.
Людмила Прокофьевна вдруг вздыхает с непонятной тоской.
— Алик-Алик, — качает она головой, — да что ты об этом знаешь?
Я знаю, что там жарко, шумно и нельзя даже на секунду выпускать из рук сумку с аппаратурой. Мой коллега из "Шпигеля" трижды за две недели покупал новую камеру. Одну у него украли, вторую отобрали подростки, угрожая ножом, а третью он сам пролюбил, обкурившись на Ипанеме местной наркоты, которую толкают там на пляже, как в Сочи горячую кукурузу.
— В журнале, — говорю, — читал. "Вокруг света". Бразильский карнавал — отрыжка неоколониализма. Эксплуатация обнажённой туземной натуры алчными гринго.
— Неокло… неколо… неоколониализма… — Женька с восторгом повторяет непривычное слово.
Заведующая хитро прищуривается. Её забавляет мой непринужденный тон, но последнее слово эта женщина привыкла оставлять за собой.
— Кстати, о натуре, — она смакует паузу, словно игрок, который делает крупную ставку, — Нашла я тебе свадьбу. Бесплатно, как ты и предлагал. Люди серьёзные, но прижимистые, так что готовы рискнуть. Но есть одна деталь.
— Какая?
— Свадьба послезавтра.
Глава 14
— Людмила Прокофьевна, — говорю. — Ну, ё-моё!
Заведующая невинно хлопает ресницами. Её щёчки слегка разрумянились, коньяк в кофе сказывается.
— Алик! — она поднимает брови домиком, — куда делись твои манеры?
Примерно туда же, куда и пара недель необходимых для подготовки. Надо познакомиться с молодыми, понравиться их родителям. Поговорить с невестой. Жених в этом случае обычно играет роль статиста. Свадьба — женский праздник.
Узнать маршрут, проехать по точкам. ЗАГС… Вечный огонь… какой-нибудь мост… Объяснить, почему мечты невесты неосуществимы. Аккуратно сформировать у неё новые мечты…
— Я сама узнала только вчера, — оправдывается заведующая. — У них фотограф заболел, я тебя и предложила. Еле убедила, кстати, цени.
Врёт. По глазам вижу, что врёт. Знала давно и просто решала, говорить мне или нет. Даже не знаю, что сыграло в мою пользу. Гусарский жест с десятирублёвкой?
И кто вообще сказал, что в мою. Людмила проверяет меня на прочность, не как мальчика, а как мужа… мужчину в смысле.
Вот и сейчас в её взгляде ни капли раскаяния, одно сплошное любопытство. Соглашусь ли? Вытяну? Что у меня получится в итоге?
И ведь рискует, зараза, своей репутацией перед неизвестными мне подругами. Азартная. Скучно ей в её подвальчике.
— Диктуйте адрес.
— Есть куда записать?
— Я запомню.
— Ну-ну… посёлок Телепень… Интернациональная 22… Авдеевы… В Телепень поедешь? — перебивает она сама себя.
Телепень, ещё один райцентр. Вместе с Кадышевым и Берёзовым они составляют неправильный треугольник. До Кадышева немного короче, до Берёзова длиннее. Ни разу в жизни там не был.
— Поеду, — говорю.
— Скажи, что от Леман, — добавляет она.
— От кого? — не соображаю сразу.
— От меня, — заведующая морщится, — фамилия у меня такая, Людмила Леман.
— Красивая, — говорю, — фамилия.
— Ой, кем я только не была, — она криво улыбается, — и Лимон… и Лиман… от мужа последний подарок.
Она резко встаёт, словно злится на собственную откровенность.
— Это вы, мальчики, как ветер свободные, а у меня обеденный перерыв имеет свойство заканчиваться.
— Вы же начальница, — отвечаю. — Вы не опаздываете, вы задерживаетесь.