Стоп. Снято! Фотограф СССР

Топот за спиной не услышать невозможно. Кажется, что по моим следам бежит носорог. Поскольку, замедляться неизвестный топтун не собирается, я просто делаю шаг в сторону и, на всякий случай подставляю ногу. Просто, чтобы выиграть время.

Глава 2

— Алик, офонарел, что ли?! — источник шума улетает в репьи, и теперь, лёжа там громко возмущает, — А если б я пиджак порвал? И ещё не факт, что не порвал!

— Нефиг напрыгивать, — уклончиво отвечаю я.

Всё вокруг мозг воспринимает странно. С одной стороны, я понимаю, что это действительно происходит со мной. С другой — смотрю на события словно со стороны, как будто оказался в фильме с собой в главной роли. Поэтому и действую немного механически, как будто в игре.

Трудно поверить, что я действительно только что закончил восьмой класс и иду в школу. А ещё устраиваю разборки с таким же недорослем, как и я, в антураже бурьяна и покосившихся заборов.

— Да ты всегда задумчивый, как слон, — доносится в ответ из репейника, — проехал бы на тебе немного. Не развалился бы!

Кто же ты такой? Друг или враг? О юности отца я не помню ничего и сейчас понимаю в какую жопу угодил. Ведь все вокруг меня знают, а я, наоборот, нихрена не понимаю в местной системе взаимоотношений. «Синдром самозванца» в полный рост.

Агрессии в голосе не чувствуется, и я подаю топтуну руку, чтобы тот смог подняться. Тем временем разглядываю его, чтобы составить мнение. На задиру непохож, скорее непоседа-троечник. Вместо белой рубахи с галстуком, на нём лихая ковбойка, и я ему отчаянно завидую. А что, так можно было? Неужели, отец был «ботаником»? Хотя упоминания матери о Лидке-шалаве говорят об обратном.

Коренастый, плотный на две головы ниже меня, но по весу, пожалуй, что и потяжелее. Тёмно-русый, на самой грани рыжины. Щёки покрывают весёлые веснушки, а нос отчаянно курносится.

Эти веснушки выталкивают из памяти имя. Дядя Женя. Евгений Ковалёв — друг отца. Фарцовщик, ларёчник, а потом воротила агробизнеса. Бывал у нас дома в мои школьные годы, а потом пропал, как и всё, что связано с папой.

— Женя? — осторожно спрашиваю я.

— Чего? — сопит он, — извиняться будешь? Даже не пытайся! Я это тебе припомню и страшно отомщу. Жди! И вообще, Копчёный обещал тебе башку отбить, ты в курсе?

— За что? — изумляюсь я.

— За Лидку, конечно, — поясняет Женя. — Настучал ему кто-то уже, что ты с ней вчера опять ходил. Ну вот нахрена тебе это, а? Знаешь же, что сегодня она с тобой гуляет, завтра с ним, а послезавтра с Максом из Заречья. А ты без башки останешься.

Женя относится к тому типу людей, которым нужен не собеседник, а свободные уши. Я только киваю, когда возникают паузы, а он вываливает на меня потоки информации, произошедшей с момента нашего с ним прошлого расставания. Большая часть внимания уделяется ветреной Лизке, и я уже сгораю от любопытства перед встречей с местной фемме-фаталь.

Площадка перед школой полна народу. Выпускной класс, двадцать два человека. Сама школа, типовое двухэтажное здание, сияет новой побелкой и свежевымытыми окнами. Пожилая женщина, очевидно, наша классная руководительница, пытается выстроить великовозрастных оболтусов в две шеренги, но через секунду они расползаются вновь в бесформенную толпу.

Не выдержав, она разворачивается и уходит в здание за подмогой. Мы с Женей вливаемся в толпу одноклассников. Он жмёт кому-то руки и хлопает по плечам. Я стараюсь не отставать, внимательно приглядываясь к окружающим и стараясь их запомнить.

— Ветров, Ветров, ты меня уже в упор не замечаешь? — слышится за спиной ехидный голос. — Прошёл мимо и даже не поздоровался!

Я оборачиваюсь и в первую минуту теряю дар речи. Чёрные волосы, пухлые губы. Она очень похожа на девушку с афтепати. Не так чтобы одно лицо, но вполне могла бы быть её младшей сестрой.

Так вот ты какая — Лида, за которую мне грозят голову отбить. Пожалуй, в свои шестнадцать я бы рискнул.

Простое школьное платье не скрывает достоинств вполне созревшей фигуры. Замечаю, что у Лиды подол юбки сантиметров на десять короче, чем у остальных. И это явно не фабричный брак. Брюнетка знает свои сильные стороны и умеет их использовать.

Уууууу… восьмиклассница… как сказал бы Виктор Цой.

Впечатление портит косметика. Вряд ли советским школьницам разрешали краситься каждый день, но сегодня ради выпускной фотографии сделали поблажку. У Лиды яркие голубые тени, словно подрисованные детским цветным мелком, а губы горят как декабрьская рябина.

Прелестница районного масштаба трактует паузу по-своему.

— Язык проглотил? — вредничает она.

— Привет, — отвечаю.

Другого она пока и не заслужила.

Вокруг нас собираются зрители. Сериалов в это время ещё не придумали, так что народ ловит адреналин в живом общении.

— Привет?! — удивлённо гнёт она тонкую бровь, — И это всё?! Где извинения? Где букеты роз? Где раскаяние и осознание своей вины?

У меня вдруг по правде перехватывает горло, сердце начинает колотиться как сумасшедшее, а глаза щипать. Ещё секунда и рухну перед ней ниц и стану умолять о прощении.