Стоп. Снято! Фотограф СССР

Сотрудники редакции наперебой рассказывают милиции про нанесённый ущерб. Они взволнованы, и это понятно. Любая кража, это серьёзный шок. Посторонний и недобрый человек вторгся в личное пространство, трогал вещи, хватал их своими грязными ручищами, даже если потом оставил их на месте.

После этого люди чувствуют себя незащищёнными, словно подверглись физическому насилию. Одни компенсируют свой страх громким голосом и агрессивной жестикуляцией, другие испуганы и подавлены.

— Что ещё пропало, граждане?

— Подстаканник пропал. Наградной! За двадцать лет трудовой деятельности!

— Вот негодяй, на святое покусился.

— Да вот же он, подстаканник ваш!

— Вот сволочь!

— Ой, и ложечка моя нашлась!

Подосинкина сидит на ступеньке крыльца. Энергии в ней, как в марионетке, которой обрезали все верёвочки. Слишком часто в последнее время на её хрупкие плечи обрушиваются удары судьбы.

Вокруг редакции собирается толпа. Народу скучно, а это даже интереснее, чем футбол по радио. Версии выдвигают две. В одной фигурирует беглый заключённый, из колонии, которая находится в соседнем районе. В другой, некий турист, отбившийся от группы в поисках алкоголя. Поверить в то, что подобное мог провернуть кто-то из местных, общественность не может.

Все местные жители отличались кристальной честностью, а ещё знали, что в редакции совсем нечего брать. Пришлый же мог принять приземистое здание в темноте за продовольственный магазин. Зачем ночью лезть в продовольственный, не уточнялось. И так понятно, что за водкой.

— Получается, ничего не пропало? — подводит итог Грибов.

— Да…

— Вроде всё на месте…

— Яблоки мои пропали, одни огрызки остались! — Уколов сверкает стёклами очков.

Грибов с облегчением захлопывает папку. «На „нет“ и суда нет», читается у него на лице.

— Минуту, товарищ капитан, — говорю. — кое-что посмотреть надо.

— Где посмотреть? — капитан идёт за мной.

Веду его в лабораторию. За мной, чуть ли не наступая на пятки, идёт Подосинкина. Следом все остальные.

— Коробка была, — показываю в угол комнаты, — большая, картонная. С аппаратурой.

— С какой аппаратурой? — капитан похож на охотничьего пса, взявшего след.

— Какая коробка?! — у няши округляются глаза. — Альберт, что ты несёшь?!

— Марина Викторовна, — подчеркнуто, соблюдаю субординацию, — вы сами сказали, что тысячу лет сюда не заглядывали. Вчера тут вся комната была завалена хламом. Вот под ним коробка и нашлась.

— Молодой человек, а вы тут чем занимаетесь? — уточняет Грибов.

— Так он фотограф! — радостно вклинивается Степанов, — работает он тут!

— Стажёр, — уточняю, — оформляюсь в штат, а вчера, как раз делал уборку в лаборатории. Коллеги, вот, помогали…

Коллеги, которые палец о палец не ударили, дружно кивают головами.

— И что за оборудование? — Грибов не даёт сбить себя с толку.

— Я не разбирался, — говорю, — там кювета сверху лежала, ну, ванночка для фотографий. А что под ней, я не посмотрел. Устал вчера очень, столько хлама перетаскал. Решил сегодня разобраться. А тут такое…

— Товарищ главный редактор, неужели вы не знаете, что за техника была в лаборатории?

Няша хмурится. На её лобик набегает складочка.

— Я не видела там никакой коробки, — сообщает она.

— Фотографа в редакции уже пять лет нет, — встреваю, — мне сам товарищ Молчанов сказал про это. Лаборатория не нужна была, может, она эти годы, так и стояла закрытая. Откуда Марине Викторовне знать, что там под хламом. А я раскопал на свою голову. Теперь работать не на чем!

— То есть, что-то украли, но что — непонятно, — хмурится Грибов. Прямо кот в мешке.

— Кот в коробке! — веселюсь я.

— Альберт, ты уверен?! — Марина злится.

Ей бы дело на тормозах спустить, с милицией попрощаться и перейти к работе. Может быть, вообще без протокола обошлись бы, ущерба-то нет. А я всю малину порчу.

— Мне вчера товарищ Комаров опись имущества показывал, — говорю. — И там в фотолаборатории куча всего. Жаль, что я не запомнил, что именно. Но ведь это не проблема, правда? Можно попросить его принести документ. Так и выясним, что пропало.

— Чушь какая-то, — говорит няша.

— Марина Викторовна, — говорит Грибов, — всё-таки нам придётся пройтись до отделения. Нужно будет выяснить некоторые моменты.

— Мне работать надо, — Подосинкина сердито стреляет взглядом в мою сторону, — а не бредни слушать.

— Николай, — распоряжается капитан, — попроси, пожалуйста, товарища Комарова прийти. И пусть ту самую опись прихватит.

— Я тоже пойду! — догоняю няшу, — я же единственный свидетель.

— Свидетель чего? — не сразу понимает Грибов.

— Свидетель оборудования.

Он оглядывает меня с ног до головы и хмыкает.

— Ну, пошли.

В отделении Грибов садится за пишущую машинку, но после пяти минут мучений, я предлагаю свою помощь, и он соглашается. Няша в нашем общении не участвует.

Товарищ Комаров входит в комнату принюхиваясь, словно ручная крыса в новую клетку. Он водит по сторонам своим длинным носом. Опасно здесь? Или есть чем поживиться? А, может, получится вогнать в недруга свои острые зубёнки?

— Здравствуйте! — улыбаюсь ему.