Стопа бога

Максим до гула в ушах стиснул челюсти. Не забыл, как в Москве обвинял отчима в предательстве, как едва не подрался с ним в хостеле, как устроил глупую сцену с Димой, ещё не зная, что тот ходит к психиатру и вынужден втайне бороться с переживаниями после прошлогодней аварии, как попутно уязвил Аню, предположив, что она неспроста вернулась из Испании в те дни, когда «Старый век» опубликовал каталог предаукционной выставки. Максим, ослепнув от страха, бросался с обвинениями на несчастного Абрамцева, на Погосяна, да что там, он даже Елену Яковлевну, хранителя живописи из Русского музея, считал подозрительной. Вернуться к таким мыслям – безумие и паранойя, ничего больше. Косо смотреть на Диму из-за глупой шутки, простого недопонимания сейчас означало признать собственную слабость. Так можно было окончательно запутаться и сойти с ума. С отцом наверняка случилось нечто подобное – обезумев под гнётом болезненной фантазии, он сгинул в лабиринте загадок, шифров, потерянных городов и цивилизаций.

– У меня кое-что есть, – заявила Аня, и её звонкий голос выдернул Максима из размышлений.

– Что там? – Дима заторопился к сестре, но вскоре с разочарованием покривился: – Посуда?

– Не просто посуда! – Аня показала зелёный заварочный чайничек с затейливой крышкой. – На кухне всё стоит простое, минималистичное, а тут, смотри, узоры, и всё такое зелёное, глянцевое.

– Очень интересно, – Дима поскучнел, – расскажешь, когда у меня будет бессонница, хорошо?

– Подожди. Сейчас увидишь.

– Что?

Аня встала так, чтобы всем было хорошо видно, что она делает. Достала из кармана керамическую пиалу. Подняла над ней чайничек. До половины наполнила пиалу прозрачной водой. С игривым довольством посмотрела на Максима. Повторно наклонила чайничек – из него опять полилась вода, но теперь она, к изумлению Максима, была фиолетовой.

– Ого, – Дима весь подался вперёд. – Это как?

– Тут дырочка на ручке, – показала Аня.

– А внутри две ёмкости! – вскрикнул Дима и поторопился отнять чайничек у сестры. – Обожаю такие штуки! Значит, зажимаешь дырку, и вода вытекает из одной ёмкости, отпускаешь – из другой?

– Ну да! – Аня ликовала, видя, с каким восторгом брат пускает из носика на лакированную поверхность старых половых досок то прозрачную, то цветную струю. – Только не знаю, почему так происходит.

– Избыточное давление, – объяснил Дима. – Пока отверстие закрыто, давление в ёмкости выравнивается, и жидкость из неё не вытекает. А когда его открываешь, появляется избыточное давление, и вода сразу вытекает. Кстати, почему она фиолетовая?

– Я добавила марганцовки. Для наглядности.

– Господи, у тебя с собой марганцовка?

– Нашла на кухне, в аптечке.

Максим и сам увлёкся китайской, если судить по оформлению, игрушкой. Довелось ли отцу использовать её по назначению? Максим представил, как заливает в одну ёмкость обыкновенный чай, а в другую – яд или снотворное. Хотел уже сам поискать на кухне что-нибудь не менее любопытное, а потом окаменел от внезапно вспыхнувшей злости.

– Хватит! Мы сюда не для этого пришли.

Аня выхватила чайничек из Диминых рук. Должно быть, решила, что Максим в запальчивости разобьёт его. А что, неплохая мысль!

Максим, не говоря ни слова, вернулся к отцовскому столу. Принялся с раздражением выдёргивать очередные ящики. Потом успокоился и продолжил осматривать их бережно, со всем вниманием.

Дима и Аня присоединились к нему. Втроём они осмотрели стол целиком, даже нащупали в нём потайную дверку, за которой, впрочем, не оказалось ничего, кроме проржавевших скрепок. В итоге единственной добычей стала прозрачная папка, в которой лежало не меньше двадцати карандашных рисунков – точных, выверенных, будто сделанных не от руки, а распечатанных на принтере. Подборка всевозможных гербов и щитов с фамильными вензелями. Ничего ценного.

Максим не сомневался, что здесь ещё в десятом году побывали люди Скоробогатова, давно вынесли всё важное – по меньшей мере из того, что лежало на виду. Сохраниться могло только скрытое от глаз. Шустов-старший, наверное, рассчитывал, что его сыну или жене не составит труда до этого добраться. Но мамы здесь не было, а Максим в отчаянии признавался себе, что пока не видит никаких намёков на тайник.

– Интересно, почему вчера, ну… когда мы выкрали синюю папку, – Аня подошла к брату посмотреть на рисунки, – почему тот индиец так себя повёл?

– Баникантха?

– Да.

– Сейчас это неважно, – Максим, обессилев, сел на отцовский стул.

Чёрная кожа, бронзовые фигурные гвозди. Удобный стул с высокой спинкой и валиком для головы. Слишком удобный. Максим пересел на пол, прислонился спиной к боковине стола и подтянул к груди колени.

– Странный он до чёртиков, – заметил Дима, – этот ваш Баникантха. Вот что. Может, он вообще был не в себе и не понимал, что видит. Думал, это дýхи цветов гуляют по Ауровилю.

Аня с сомнением пожала плечами.

О том, что в офисе обнаружились книги на русском языке, Шмелёвы не вспоминали. Значит, решили, что это ничего не значит, и, вероятно, были правы.

– Постой, этот я знаю. – Дима показал один из рисунков.

– Да, – кивнул Максим. – Герб Олсуфьевых.