В углу, отведенном под кафе, у стойки не было ни одного посетителя, только владелец заведения, Чаз О’Луни, бренчал столовыми приборами. Кивнув мальчишкам, он тут же принялся готовить для них «как всегда»: Иеронимусу — кружку фледдеркоппена, а Брейгелю — бутылку заг-зага. Приятели расплатились и двинулись к древним виниловым кабинкам, установленным перед входом в продуктовый отдел. Входить в них надо было осторожно — иногда на сиденье дремал какой-нибудь пьяненький посетитель. В прошлый раз Брейгель чуть не сел в лужу блевотины, которую оставил после себя неведомый завсегдатай. Чаз О’Луни только пожал плечами, когда Брейгель пожаловался со свойственным ему красноречием: «Извините, мистер О’Луни, тут один перпендикультяпистый долбодятел прокуковался прямо на стрекозетку!» Владелец, привычный к изыскам брейгелевского стиля, ответил флегматично, глянув издали на испорченный диванчик: «Пускай высохнет, я потом почищу».
Стены были выкрашены в грязно-желтый цвет, а из продуктов на полках виднелись только алкогольные напитки и чипсы. Иеронимус не рассказывал дома, что часто здесь бывает, — заведение было безрадостное во всех отношениях, и отец наверняка забеспокоился бы, почему его шестнадцатилетнему сыну приглянулась забегаловка, где толкутся старые алкоголики, еле-еле наскребая медяков на поллитра самой гнусной водлунки…
Под потолком кружила колибри — она случайно влетела в магазинчик и теперь не находила выхода.
— Слушай, — начал Иеронимус, усевшись напротив Брейгеля. — Кажется, у меня большие неприятности.
Улыбка Брейгеля стала шире.
— С той девчонкой?
— Ну, вроде того.
— Иеронимус, я бы разочаровался в тебе, если бы тебе не грозили неприятности, после того как вы ушли вместе с той очешуительно потрясной лисохвосткой…
Иеронимус тревожно оглянулся. Чем хороша забегаловка О’Луни — здесь тебя никто не услышит.
— Я позволил ей снять с меня очки. Она видела мои глаза.
Брейгель уставился на него с полнейшим непониманием, словно ждал, когда наконец начнется интересное.
— И? — спросил он наконец.
— И? Больше сказать нечего?
Брейгеля уже волновали совсем другие вещи — например, распродажа совсем уже захудалого, несортового пива.
— Нет, ты глянь! — завопил Брейгель. — Смешно, скажи? Просто «Пиво» на этикетке, без названия! Ох, моя мамулька бы оценила! Когда она жила в Титов-сити, там, говорит, продавали такое пиво. Смехотища! Не знаю, почему это так смешно, но смешно же! Смотри, Иеронимус, рядом с пивом — собачьи консервы. Точно такие же банки! И этикетки одинаковые, только на тех написано «Пиво», а на этих — «Собачий корм»! Во укатайка! Представь, где-нибудь на фабрике штампуют одни и те же банки для всего, а дальше стоит чувак и пихает в одни банки собачий корм, а в другие льет пиво! Эй, мистер О’Луни! Мистер О’Луни! Кто поставляет это «Пиво» и «Собачий корм»? Банки-то одинаковые! Их что, на одном заводе делают?
Иеронимус вздохнул.
— Ты можешь орать потише? — рявкнул Чаз О’Луни. — Щас вылетишь отсюда!
Брейгель подскочил к полкам, схватил в одну руку банку пива, а в другую — собачьи консервы.
— Смотрите, одни и те же банки! На какой фабрике их делают? Наверное, стоит такое здоровенное белое здание, а на стене написано: «Фабрика»!
Обычно О’Луни терпел выходки Брейгеля — мальчишка никогда не воровал и притом покупал много пива себе и матери, но когда он особенно заводился из-за какой-нибудь ерунды, даже его могли выбросить на улицу.
Именно это и собирался сделать Чаз О’Луни, но ему грубо помешали.
В магазинчик, пошатываясь, ввалился старик из тех, что сидели снаружи. Он прошаркал мимо Иеронимуса и чуть не налетел на Брейгеля, приплясывающего с двумя одинаковыми банками в руках. Осилив еще три шага до стеллажей с продуктами, старик сгреб с полки литровую бутыль желтого эля и по кривой направился к прилавку.
— Это что за холодец на ножках тут распрыгался? — прокричал старикашка на весь магазин.
— От студня слышу! — так же громко отозвался Брейгель.
Двое старикашек у прилавка при виде дядьки с бутылью разволновались и принялись на него кричать — видимо, сводили какие-то старые счеты. Две пары красных и очень грязных рук ухватились за бутылку. Ругань столбом стояла, началась потасовка, бутылка упала на твердый, крытый линолеумом пол и разлетелась вдребезги, залив все вокруг вонючей пенистой жидкостью. Иеронимус никогда раньше не видел, чтобы старики дрались с таким ожесточением. Даже Чаз О’Луни слегка удивился. Только когда третья бутылка разбилась о голову одного из участников, хозяин взялся за утомительную работу — выгонять буянов из магазина. Здоровенный пес О’Луни, со свалявшейся грязно-серой шерстью и вонючей пастью, давно уже облаивал шумных посетителей.
— Вон отсюда, а то полицию вызову!
О’Луни тянул к выходу намертво сцепившихся пьянчуг.
— Валите, уроды, и чтобы я вас больше здесь не видел!
Вытолкать за дверь престарелых буянов оказалось не так-то просто. Мелькали кулаки, со звоном разлетались бутылки.