— Ох, гнилые первоцветы. — Немезийский ухватился за лямку сумки Брунгильды и потащил девушку к выходу. — Произошло одно маленькое, но чертовски неприятное недоразумение, что и привело к тому, что ты сейчас наблюдаешь. И очень тебя прошу не распространяться об этом обстоятельстве на каждом углу.
— Без проблем. — Брунгильда хлюпнула жвачкой и стряхнула с себя сумку. Та качнулась и, шлепнув Немезийского по бедру, безвольно провисла в его руках. А девушка подошла к Аркаше и, положив руку ей на плечо, навалилась всем весом. — Слушай, подруга, повезло тебе. Живешь с парнем.
— Правда?
— Ага. Вот я живу с Ваниль. Она сохнет по демону, душится цветочными духами, от которых блевать тянет, и сушит свои лифчики, прицепляя их завязками к окну, — они болтаются на улице, как цветастый флаг. Так что да... — Брунгильда уставилась в никуда. — Повезло тебе. Будешь жить с парнем.
— Идем же, — позвал Немезийский, вешая лямку сумки на собственное плечо.
Едва за импровизированной делегацией закрылась дверь, Аркаша и Маккин одновременно повалились на кровати.
— Отбой, — прохрипел Маккин.
— Баюшки-баю, — согласилась Аркаша.
Уже засыпая, девушка повторила про себя гнусавым голосом Брунгильды:
Глава 8. Живучий, а, красавчик?
Кто ты? Не оттого ли прячешься в тени,
Что стыдно на свету свою вину признать?
Кто ты? Причина страха твоего — огни,
Что ночи тьму способны вмиг прогнать?
Кто ты? Игра твоя претит невинным,
Что жаждут в сумрак луч добра послать.
Кто ты? Любитель ложь продать наивным?
Мечты и грезы в пыль способный обращать?
Кто ты? Трусливый принц чертогов мрачных,
Что солнце брезгует и в полдень посещать?
Кто ты? Ты раб безвольный тех очей прозрачных,
Что сердце лишь одной принцессе обещал отдать...
Чье-то горячее дыхание согревало правую щеку. Аркаша приоткрыла глаза, сонно вглядываясь в лицо, нависшее над ней. Серая кожа, покрытая тонкими трещинками, обтягивала острые скулы, нижние веки заменяли черные маслянистые пятна, нос ввалился внутрь, а губы походили на влажные розовые нити для плетения макраме.
— Тетя Оля, новый скраб для лица тебе не подходит, — вяло сообщила Аркаша, приподнимая голову с подушки.
— И что посоветуешь?
Хрипящие томные интонации совершенно не походили на манеру речи Ольги Захаровой. Если только вещала она не из дупла, предварительно выкурив пачку сигарет.
Осознав это, Аркаша подскочила и едва не слетела с кровати.
— Без паники, самка человека.
Как ни странно, фраза подействовала, словно доза успокоительного. Память услужливо вытащила из закромов пару знакомых образов.
— Шаркюль? — Удостоверившись, что вдохновенные сопелки в ее ухо и правда принадлежали коменданту общежития, девушка страдальчески простонала и снова завалилась на подушку. — Ты чего тут?
— Контролирую.
— Что?
— Комнату четыреста семнадцать. Так велело начальство. — Шаркюль отодвинулся от кровати и вытер нос-дыру рукавом пиджака. — Крепко спишь, самка человека.
— Сгинь, а, — попросила Аркаша, переворачиваясь на другой бок. Отработанная до автоматизма вежливость воспользовалась резервной энергией организма и все-таки заставила рот выплюнуть вдогонку «пожалуйста».
— Проспишь же, самка человека. — Настырный гоблин вцепился в край покрывала и стянул его с девушки. По ногам Аркаши скатился какой-то пушистый клубочек и рухнул около живота на постель. — Не слышала утренний клич?
— Меня вообще-то Аркаша зовут, — проворчала она, лениво нащупывая рукой неопознанный клубочек. — А что за клич?
— Местный будильник. Голос заместителя директора Карины Борзой.
«Это ж надо так знатно дрыхнуть!»
— Который час? — Девушка села на кровати и потянулась.
— Семь утра, самка... Аркаши.
— Да, да, Аркашина самка, — пробубнила девушка, окидывая комнату сонным взором.
Соседняя кровать была аккуратно застелена. Поверх покрывала лежала белая рубашка с воротником-стойкой и брюки. Откуда-то издалека доносился шум льющейся воды.
— Самец уже соизволил встать, — отчеканил Шаркюль, моргая маслянистыми глазками.
— Какой ты наблюдательный, — фыркнула Аркаша.
— Служба обязывает.
— Меня служба ни к чему не обязывает, поэтому сделаем вид, что у солдата выходной.
Опрокинуться обратно на кровать не позволил вездесущий пушистый клубочек, прижавшийся к боку. Им оказался похрапывающий Гуча. Аркаша потыкала пальчиком ему в бок и даже раз щелкнула по носу, но зверьку было хоть бы хны.