— А потом наступает забавный период, — продолжил Терри, — переходный возраст, когда ты читаешь полный «трэш». Гарольд Роббинс, «Аэропорт», «Долина кукол» или нашумевший бестселлер «Дзен и искусство управления мотоциклом». Начинаешь понимать Хемингуэя, Фицджеральда, Сэлинджера, «Уловку 22», «Лолиту» и Нормана Мейлера. А потом вдруг обнаруживаешь, что на свете, оказывается, полно классных журналистов — Том Вулф, и Хантер Томпсон, и…
Объявили их рейс. Терри ощутил укол разочарования. Ему нравилось болтать с Мисти.
— Ну что ж, — вздохнула она. — По крайней мере, тебе нравится «Мишка Руперт».
— Я зажму эту маленькую репортершу, не успеет она и с автобуса сойти, — заявил менеджер Билли Блитцена. — Как ее звать? Кисти? Кристи? Ну, парни, хочу пригвоздить ее сладкую попку к долбаному ковру!
Все участники группы дружно гоготали, за исключением самого Билли. Начиналась репетиция перед концертом, а Мисти все не появлялась — она задержалась в «Холидэй инн», чтобы сделать несколько звонков в Лондон. Билли повесил гитару на плечо и отвел Терри в сторону, к краю сцены.
— Она с тобой, приятель? — осведомился он. — Эта Мисти — с тобой?
Билли был приятным человеком. Хорошим человеком. Любимым музыкантом Терри. Благодаря тому, что раньше делал с «Лост бойз», и тому, что до сих пор показывал класс на сцене. Но прежде всего потому, что он был единственным, кто потрудился задать Терри этот простой вопрос. Но что ответить?
— Нет, Билли. — Терри попытался улыбнуться. — Мисти не со мной.
Билли вздохнул.
— Ну ладно, тогда все в порядке.
Несмотря на то что по дороге в автобусе «Пи-45» слушали «Аэросмит» и «Кисс», для выступления они выбрали дресс-код, принятый в клубах «Макс Канзас-Сити» и «СиБиДжиБиз», — тонкие, как лакрица, галстуки, брюки-трубы, прилегающие к телу плотнее, чем слой эмульсии, пиджаки от подержанных костюмов и взъерошенные прически, которые можно было увидеть разве что у «Бердз» в 1966 году.
Но их менеджер был старой закалки — адвокат из Лос-Анджелеса в ковбойских сапогах, он закончил Гарвардскую школу бизнеса и завязал с кокаином. В этой сфере он работал многие годы и знал все самые хитрые ходы.
Его голос отражался эхом в пустом университетском зале — с каждым месяцем залы, где выступал Билли, становились все меньше, — а остальные смеялись и хлопали в ладоши.
— Пригвозжу ее чертову задницу к ковру!
В тот вечер шоу получилось отличное — длинноволосые студенты накачивались элем, Билли втыкал в вену воображаемую иглу, и целая студенческая братия в один голос подпевала «Ширнемся вместе».
После концерта они отправились в гостиничный бар. Участники группы, менеджер, Терри, Мисти и несколько местных — кого-то всегда принимали в компанию, за наркотики, секс или лесть.
Терри больше не удавалось заговорить с Мисти. Непосредственно во время гастрольного тура все было иначе. Каждый был занят своей работой. И к тому времени, как он мысленно сдался, смирился с тем, что она не для него, наркотики закончились, бармен начал мешать «отвертку» с апельсиновым ликером, а Мисти болтала в углу с ковбоем из Лос-Анджелеса.
Терри не суждено было узнать, что происходило в баре после того, как он пошел спать. Да ему и не хотелось знать. Но в районе полуночи Мисти постучалась к нему в дверь — бесстрашная, но ищущая убежища, — и это стало началом всего.
Та их первая ночь стала лучшей ночью в жизни, по крайней мере для него. Ему никогда не забыть картины, которую он увидел, когда проснулся незадолго до рассвета, — Мисти сидела на диване в носочках и курила черную сигарету, «Собрание». Тогда они снова занялись любовью, продолжив серию хеттрик, — ее носочки в сочетании с «Собранием» просто сводили его с ума.
А затем, в мягких лучах рассвета, когда Терри снова открыл глаза, она стояла над ним обнаженная, уже без носочков. А в руках у нее были розовые наручники из норки.
— Ты сдаешься?
Терри уставился на нее сквозь слипшиеся веки.
— Не знаю. А как же подсказка?
Они начали с этого.
Чтобы добраться до дома и залечь в нору, ему нужно было двигаться на север, дождаться ночного автобуса. Но сегодня Терри был просто не готов увидеть свою крохотную квартирку и бугорчатый матрас. Только не сегодня, когда по его венам бродили «спиды», а Мисти исследовала свою сексуальность в чьем-то гостиничном номере.
Я верил. Верил в нее, верил в него. Слушал его пластинки, когда никто их не покупал, когда никому не было до них дела, — любил Дэга Вуда еще до того, как он стал знаменит. Терри продолжал верить даже тогда, когда Боб Харрис с издевкой заметил: «Не рок, а пародия». Терри верил, а его предали.
И в нее тоже верил. Больше всего на свете верил в нее. Видел в ней нечто, что не шло ни в какое сравнение со всеми остальными женщинами на свете, что заставляло забыть об остальных. Идиот!
Спотыкаясь, он брел по холодным ночным улицам, подняв воротник пиджака. И только тогда, когда по правую руку от него появилась Лондонская стена, Терри понял, куда идет.