Стория о Господе и о земле

Григорій Данилевскій Сторія о Господ и о земл

(Къ воспоминаніямъ о Гогол).

Осенью 1851 года, Гоголь въ разговор со мной въ Москв о собираніи народныхъ малорусскихъ псенъ, преданій и былинъ, спросилъ меня, слышалъ ли я когда-нибудь любопытную украинскую легенду о томъ, какъ Господь создалъ землю? — На мой отвтъ, что этого мн не удавалось слышать, онъ сказалъ: «Интересно было бы найти и записать эту легенду. Въ моей памяти осталось, о ней кое-что, совершенно отрывочное и смутное; а надо думать, что у народа объ этомъ сохранилась цлая, своеобразная космическая поэма. И если теперь, когда забывается многое, слышанное отъ ддовъ, трудно найти эту легенду цликомъ, то хорошо было бы записать ее хотя бы по частямъ». — На мой вопросъ, что же именно осталось у него въ памяти изъ этой легенды, — Гоголь отвтилъ: «Не спрашивайте; такъ, какіе-то осколки, труха, безъ связи, начала и конца… Что-то тутъ, помню, продлывалъ сатана, былъ уличенъ, и только…»

Посл смерти Гоголя, я не разъ вспоминалъ о своемъ разговор съ нимъ и, въ разъздахъ по Новороссіи и Малороссіи, тщетно допытывался о занимавшей его легенд. Т, кого я о ней спрашивалъ, отзывались невдніемъ. И вотъ, однажды, совершенно случайно, мн удалось услышать простодушный народный разсказъ не только о томъ, какъ Господь сотворилъ землю, но и какъ онъ потомъ, въ вид нищаго, ходилъ по ней, — спасать гршныхъ людей. Я тогда же записалъ и переслалъ слышанное М. А. Максимовичу, извстному собирателю украинскихъ преданій, вскор потомъ, къ сожалнію, умершему. Что сдлалъ послдній съ моимъ разсказомъ и куда попали его бумаги, — между которыми могъ сохраниться и записанный мною разсказъ, — мн неизвстно.

Перебирая недавно свои старые, письменные матеріалы, я среди нихъ нашелъ черновой набросокъ слышанной мною легенды. Привожу его здсь въ томъ вид, какъ я тогда его записалъ.

* * *

…Это случилось въ половин апрля, во время половодья, у Екатеринослава. Мн пришлось долго ожидать переправы черезъ Днпръ. Былъ канунъ Пасхи, — вечеръ страстной субботы. Стояла бурная, студеная погода. Вздувшаяся рка несла блогривыя, пнистыя волны. По небу стремительно бжали срыя, разорванныя клочками, облака. Изрдка срывался дождь, косыми полосами застилая окрестность. Смеркалось.

Кучка перезябшаго народа, съ котомками и топорами, пробиравшагося на другой, едва видный въ туман берегъ, сидла у лоцманскаго куреня. Иные, грясь у костра, толковали и спорили, будетъ ли еще къ ночи, съ той стороны, паровой баркасъ или на веслахъ паромъ; другіе молча и сумрачно глядли на рку, въ неоглядномъ разлив катившую опустлыя, хмурыя воды.

Высокій, сдой и загорлый, коротко-остриженный лоцманъ, съ длинными блыми усами, въ высокихъ сапогахъ и въ накинутой на плечи короткой срмяг, расхаживалъ по берегу, то подкладывая щепокъ и хвороста въ костеръ, то ворча на волны, хлеставшія въ бока его сторожевой лодки, привязанной, у песчанаго берега, къ верб.

— А что, паноче, не погрлись бы въ курен? — сказалъ, подойдя ко мн, съ иззябшимъ и намокшимъ лицомъ, лоцманъ:- переправы сегодня уже не будетъ.

Я вошелъ въ курень, гд сохранялась моя ручная поклажа, улегся на солом и, отъ сильной усталости, скоро заснулъ…

Долго ли я спалъ, не помню. Меня разбудили какіе-то голоса. Я прислушался. Подъ куренемъ снаружи разговаривали двое. Кто-то спрашивалъ; ему отвчалъ другой. Въ послднемъ я узналъ густой и басистый голосъ лоцмана. Приподнявшись на локт, я взглянулъ въ отверстіе куреня. Буря смолкла; втеръ затихъ. Ночь была на исход. Прояснившееся небо сверкало тысячами звздъ. Съ вечера, — когда я заснулъ, — очевидно, изъ города приплывало что-нибудь сюда, такъ какъ ожидавшихъ переправы здсь уже не было видно. Берегъ опустлъ. Съ лоцманомъ, пустившимъ меня въ курень, разговаривалъ кто-то изъ подошедшихъ позже.

— Боже милостивый, Боже правый, — слышалось изъ-за куреня: шестой десятокъ живу… день-деньской маешься, вс ноженьки отобьешь; а пришелъ, вотъ и домъ, рукой, кажется, подать, въ церквахъ божіе служеніе, всякъ разговться поспшаетъ, а самъ когда попадешь? Ты говоришь — конь; былъ, да покрали. Ну, и ходи… И все вода, вода! гд ея нужно людямъ, въ степи, тамъ нту, а тутъ — сущій потопъ.

— Изъ воды, друже, Господь и землю сотворилъ, — возразилъ голосъ лоцмана: не будь воды, не было бы и земли!

— Ну?! — удивился путникъ: какъ же такъ изъ воды? то вонъ что, житкое, а то земля…

— А также… Про то люди старые знаютъ; есть такая сторія.

— Какая же она такая сторія?

— Про Господа и про землю.

— Разскажи, Андрій Петровичъ.

Лоцманъ помолчалъ.