Сторно

В глубине души суть Павла Смирнова противилась будущему кровопролитию. Врождённый гуманизм отчаянно протестовал, вытаскивая из памяти разные аргументы, и о том, что человек звучит гордо, и о том, что подставь другую щёку, и о том, что заплати за зло добром. Но все эти нюни напрочь сметались осознаванием реальности смертельной угрозы всему человечеству. С другой стороны, если за зло платить добром, чем тогда заплатить за добро? Поэтому я загнал все сопливые рефлексии поглубже, понимая, что через несколько часов мне придётся убивать и калечить, отложив в сторону извечный спор совести и справедливости.

За внешним спокойствием молчаливые мужики тоже прятали волнение, украдкой бросая взгляды на часы. В который раз проверено оружие и подогнано снаряжение, а время текло всё медленнее и медленнее.

Слава богу, меня от тревожного беспокойства спасали неотложные дела. В первую очередь я поставил на зарядку аккумуляторы и проверил генераторы в разных режимах, заодно незаметно обработав «композитором» машину корреспондентов, поскольку мне категорически не нужны трупы известных людей. Теперь в своём «крузаке» они могли спокойно пережить любой обстрел.

Вместе с тем я невольно поглядывал и на ту сторону за реку, где нас поджидала неизвестность. Подозвав Марка, я попросил его, пока не стемнело, запустить дрон. Уткнувшись в дисплей монитора, мы с Ромео принялись внимательно изучать местность на этом и том берегу Донца. Как и предполагалось, шоссейный и железнодорожные мосты перекрывали усиленные блокпосты укров, и просочиться мимо них было нереально. Но в паре километров справа мы разглядели старую дамбу, через которую проходила заброшенная и заросшая бурьяном дорога. На той стороне её перекрывала хлипкая баррикада из старых покрышек и десятка чем-то набитых мешков. Назвать эту пародию блокпостом язык не поворачивался. Среди той кучки мусора виднелась единственная пулемётная точка. Чуть в отдалении возле армейской палатки дымился костёр, и бродили несколько человек. Какой-либо техники и поста скрытного наблюдения мы не засекли.

Медленно надвигались летние сумерки. Лес потемнел, как и наши лица, размалёванные боевым гримом. Не зажигая огня, мы перекусили. Я проглотил содержимое банки и не почувствовал вкуса, так и не поняв, что съел.

Возле своей машины суетились корреспонденты. Они тоже готовились и не скрывали волнения. Я изредка поглядывал на них, и, чем ближе подходило время выхода, тем сильнее меня точил червяк сомнения в правильности решения об их участии. В конце концов, обругав себя нехорошими словами и обозвав идиотической дубиной, я подошёл к ним и предложил остаться.

– Ну, уж нет, – возмутился Поддубный, – в бой под пули мы точно не полезем, не идиоты чай. Опыт имеем, будем держаться в сторонке и спрячемся. О нас не думайте.

– Вольному воля, – я хмуро усмехнулся, покосившись на их бронированную машину.

Ровно в полночь я посчитал, что хватит тянуть жилы, и дал команду на выход. Не доезжая до реки, под недоумёнными взглядами ополченцев славянского блокпоста мы свернули с шоссе направо и в полной темноте на мягких лапах тихо покатились по грунтовке вдоль реки.

Не доезжая до дамбы с версту, из БТРа выбрались снайперы и растворились в потёмках. Ромео и Сфера побежали вперёд по дороге, подбираясь поближе к цели, а Сержант и Лео устроились неподалёку на небольшом холмике. Я расположился рядом и видел, как снайпер, не спеша навинтил глушитель на ствол своей аркебузы и включил тепловизор. Наконец, после четверти часа невыносимого ожидания глухо кашлянула тяжёлая винтовка, потом ещё раз. Впереди едва слышно тоже дважды тукнула винтовка Ромео. В гарнитуре щёлкнуло, и в ухе прошелестели тихие голоса:

– Сержант стрельбу окончил.

– Здесь Ромео. Минус два. Держу объект в прицеле.

Сержант и Лео запрыгнули в БТР, машины негромко рыкнули и тронулись дальше. Недалеко от дамбы мы подобрали Ромео и Сферу.

Ругаясь сквозь зубы, напялившие приборы ночного видения водители проползли по заброшенной и полуразрушенной дамбе. С блок поста не донеслось ни звука. Вскоре всё разъяснилось. Укры свободной смены валялись в стельку пьяными и, похоже, бухали не первый день, а с немногими трезвыми разобрались снайперы.

Поистине, ничто так не портит человека, как точное попадание. У бруствера, откинувшись на мешки, лежал пулемётчик, рядом другой, на той стороне дороги ещё двое. Честно говоря, не ожидал от Сержанта такой целкости, ночью с тысячи метров точно в десятку. Ромео тоже не подкачал.

В палатках пьяных укров взяли в ножи. Чуть погодя из темноты, тихо матерясь, вынырнул Черчилль, волочащий за шиворот языка со спущенными портками и перетянутым тряпкой ртом. Судя по погонам, нам достался старший сержант, а судя по виду – ветеран. Он бешено вращал глазами и глухо мычал. Вместе с Черчиллем мы по-быстрому допросили пленного у забрызганной кровью палатки. Впечатлённый видом побоища и нашими зверскими рожами взрослый мужик не стал ломаться и выложил всё, что знал, после чего картина более-менее прояснилась.