Сторно

Утро наступило, как всегда не вовремя, прервав шикарный сон, в котором, я общался со своими близкими, с профессором Артемьевым, Филькой и… тем странным мальчишкой. Последний привиделся особенно ярко, он что-то говорил про то, что вроде бы моя миссия выполнена, и что я уже могу вернуться. Но как можно возвращаться, когда здесь такое творится? В общем… я отказался.

С утра рота ушла маршировать, а на меня опять навалились непредвиденные дела. Казалось бы, всё уже переделано. Нет же. То одно, то другое.

Напоследок обработав генератором все бронебойные снаряды и последние вещи, я снял с растяжки булатный клинок Деда, вернул на место рукоять и с благодарностью отдал владельцу. Семён Иванович попробовал на ногте остроту лезвия, хмыкнул и задвинул нож в потёртые ножны.

Вместе с Ивановым и Балей мы разобрали прибор. Трансформатор ребята оттащили в дальний угол конюшни. Блоки радиостанции «Север» отнесли в подсобку, где я их собрал в первозданном виде, после чего рация стала работать намного лучше, поскольку я кое-что в ней подправил. Все вынутые из прожекторных кожухов потроха побросали в заброшенный сточный колодец, в который, отогнав всех подальше, я кинул противотанковую гранату. Взрыв взметнул вверх куски проводов, болты, кирпичную крошку и смятые железяки. Иванов с Балей собрали и побросали всё обратно в яму, в две лопаты закидали остатки колодца, заровняли, утоптали и навалили сверху разного мусора.

Вернувшиеся со строевой бойцы выглядели усталыми, но довольными. Можно как угодно относиться к шагистике, но то, что совместная ходьба строем под песню или барабан сплачивает и объединяет на подсознательном уровне – это факт.

После обеда я разрешил бойцам заниматься кто чем хочет, естественно, не заходя за пределы расположения. Сам я со связистами занялся радиостанциями, и как ни странно вокруг собралось с десяток человек, интересующихся радиоделом. Точно такие же кучки окружили сапёров, нашего лесовика Матвея Степановича, Сажина Максима, водителей, танкистов и даже Деда.

Ближе к вечеру, я отыскал Сашку, велел ему ещё пройтись с бойцами под барабан с песней, а сам собрался переговорить с танкистами о взаимодействии с ротой.

– Дяденька командир, а, дяденька командир.

Я оглянулся и увидел худощавого взъерошенного парнишку лет двенадцати-тринадцати. Он был одет в грязные лохмотья и стоптанные башмаки.

– Чего тебе парень?

– Возьмите меня с собой.

– Как это с собой? На передовую, что-ли?

– Неважно куда, – на его лице промелькнула лукавая гримаса, – я ведь тоже теперь железный, как и вы.

Оба-на! Та-ак, это что ещё за фокусы?

– Что значит, железный?

Парнишка, молча, достал перочинный ножик, раскрыл и провёл по руке. Нож с металлическим звуком соскользнул. Твою ж мать! Всё чудесатее и чудесатее. Я ничего не понимал. Каким-то образом этот малолетний засранец попал под излучение генератора.

– А, теперь рассказывай всё подробно.

Оказывается, парень эвакуировался с семьями командиров из-под Вылковыска, где в Супрасельской пуще они отдыхали в летнем лагере. Как раз в тот день, когда мы били Неринга, то есть 24 июня, колонна беженцев западнее Слонима попала под бомбёжку, а потом немногие выжившие вскоре нарвались на немецкие мотоциклы. Бежали под пулями. В итоге он остался один. Сутки шёл на восток, потом на старой лодке переправился через Щару. Днём позже он оказался в Барановичах. Кормился кое-как, выпрашивая у местных или красноармейцев, спал в стогу прошлогоднего сена. За нами наблюдает второй день. Когда я обрабатывал танк, ему стало интересно посмотреть боевую машину. Мы его не видели, а он стоял за танком. Когда танк перегоняли, парнишка спрятался в сарае. Вчера он обнаружил, что с ним произошли изменения. Подслушал бойцов и понял, что с ним случилось. Знает, что мы завтра отбываем, и потому решился открыться.

Так. В сознании нарисовалась неприглядная картина. Ситуёвина не предвещала ничего хорошего. И главной проблемой стало повышение вероятности утечки сведений о генераторе, а где сведения, там госбезопасность и НКВД, не к ночи будь помянуто. Здравый смысл подсказывал оставить мальчишку в роте. Но что значит оставить? Куда нас зафигачат в ближайшие дни? Конечно, личная броня давала ему, как и нам, серьёзную защиту, но он же ребёнок. Как им можно управлять? У них в этом возрасте семь пятниц на неделе. Не дай бог взбрыкнёт в самый неподходящий момент. С другой стороны, он прошёл весь путь от Вылковыска, выжил и горя повидал, значит, потенциал у него имеется. Ладно, пусть остаётся. Главное, чтобы он не попал в зубы безопасникам, или ещё кому из их хищной породы. Надо поговорить с Дедом, а вечером – с бойцами.

– Слушай сюда, дружище. Сейчас мы пойдём к старшине, он хороший человек, а вечером ты встретишься с бойцами. Если им понравишься, то останешься с нами. Но учти, никто и никогда не должен знать о том, что ты теперь «железный». Это военная тайна. Ты меня понял?

– Так точно, товарищ командир, – вытянулся он в струнку, затаив дыхание.

– Ладно, – я не смог сдержать улыбки, – пошли к Семёну Ивановичу.