В то же время процесс коллективизации адвокатуры сопровождался так называемыми «чистками», которые проводили областные суды при участии прокуратуры, партийных и советских органов, сотрудников ОГПУ, а затем и НКВД. Целью чисток провозглашалось выявление «классово чуждых элементов», то есть юристов дореволюционной формации и правовой культуры, поэтому неудивительно, что к середине тридцатых годов адвокатское сословие в стране заметно сократилось, а уровень его образования и профессиональный опыт остав ляли желать лучшего. Например, после недавней большой чистки 1935 года только в Москве число адвокатов сократилось в десятки раз, не говоря уже о далекой провинции или национальных окраинах СССР.
Сложно сказать теперь, повезло или не повезло Чеснокову, но, попав после университета по распределению в коллегию защитников, он еще застал кое-кого из адвокатов старой школы. Способствовало этому, в частности, изданное в свое время постановление Центрального комитета ВКП(б) о том, что «нахождение в рядах членов коллегии защитников недопустимо для членов партии как носящих это высокое звание». Однако так продолжалось недолго. После известного выступления Сталина о том, что «кадры решают все», советская юстиция посчитала необходимым иметь свои кадры в адвокатуре. И туда ринулись проворовавшиеся прокуроры, судьи с подмоченной репутацией, рядовые милиционеры и, конечно, работники НКВД…
Опыт и знания адвоката перестали быть главными при оценке его работы. Например, во время последней аттестации Сергею Владимировичу на комиссии было задано всего три вопроса:
Каковы причины Наполеоновских войн?
Каковы задачи советских профсоюзов и отличие их от американских и европейских?
Кто был первый русский либерал?
На последнем вопросе Сергей Владимирович едва не засыпался, потому что, согласно последним методическим указаниям, следовало назвать какого-то Каткова, основателя «Московских ведомостей», сначала либерально мыслившего, а затем ставшего реакционером.
Его первый наставник, опытный ленинградский адвокат Федор Акимович Волькенштейн, у которого Чесноков когда-то проходил производственную практику, учил студентов совсем по-другому. «Чтобы вести защиту, – говорил он, – надо прочесть дело, изучить его, сделать выписки с нумерацией страниц. Тогда можно будет ссылаться на тот или иной материал и в судебном заседании, и в кассационной инстанции. Нужно обдумать и составить приблизительно список вопросов обвиняемым и свидетелям. Надо не раз переговорить с обвиняемым, чтобы обстоятельно ознакомиться с его позицией. Необходимо обдумать различные ходатайства перед судом, добыть необходимые документы и справки, пережить и перечувствовать все обстоятельства дела, снова перелистать и прочесть его, вдуматься во все события, разобраться в вопросах экспертизы и бухгалтерских данных, надерганных органами следствия. Наконец, надо было составить хотя бы приблизительный план защиты и сделать набросок оправдательной речи».
Во всяком случае, защитнику даже в советское время требовалось хотя бы несколько дней для ознакомления с порученным уголовным делом. Однако в суде давали дело обычно на два-три часа – и находились адвокаты, которым этого оказывалось вполне достаточно. В одной коллегии с Сергеем Владимировичем, например, состоял адвокат, который постоянно назначался «казенным» защитником по массовым политическим делам крестьян, материалов перед судом не читал, весь процесс сидел молча, а в своем выступлении ограничивался одной фразой: «Вполне согласен с товарищем прокурором, но прошу о снисхождении к моим подзащитным». В эти моменты он ненавидел своих клиентов и говорил потом коллегам по консультации: «Они черт знает что понаделали, а я должен за них подставлять свою голову. Никогда!» В делах, принятых «по соглашению», то есть за плату, он еще добавлял: «Прошу также учесть первую судимость обвиняемого и его семейное положение», после чего садился, поправляя на себе пальто или пиджак. Не хватало бы ему еще добавить, как печально пошутил однажды Чесноков: «Прошу также в отношении меня проявить снисхождение и под стражу не брать».