— Он на два года младше тебя и был вне нашего радара, поскольку был отослан практически сразу же после рождения в частное учреждение, а затем в различные частные школы-интернаты до недавнего наследования богатства и земель, оставленных Реншоу.
— И он… — слова обжигают, когда я выкладываю их, — …он такой же, как они?
Однако совсем не сконфуженный этой информацией Люк холодно продолжает:
— Яблоко от яблони не далеко падает, если ты об этом. Ты смотришь на своего младшего братика, Грим, и он бы заставил твоих *банутых родителей сильно гордиться.
То же самое чувство накатывает на меня, которое официантка назвала панической атакой. Я не могу, бл*дь, слететь с катушек в этом самолёте, или всё будет кончено, и я не могу позволить Люку отобрать это у меня. Плюс, Джеймс Реншоу возглавляет теперь мой список кандидатов на убийство.
Мои пальцы впиваются в край стола перед нами, я слегка опускаю голову, подбородок сильно прижимается к груди, ограничивая поступления воздуха в лёгкие. Самолёт слегка трясёт, вероятно, из-за попадания в турбулентный поток, и едва различимый вздох Кал притягивает моё внимание. Я забываю про огонь в легких и не свожу глаз с ее побелевших костяшек на руках и замечаю ее нервозность.
Руками она крепко вцепилась в подлокотники, а всем телом вжалась в кожаное сиденье. Язык её тела кричит об ужасе, и всё же её лицо — маска безмятежного самообладания. Её глаза закрыты, грудь поднимается и опускается с глубокими вздохами, и прежде чем я даже понимаю это, моё дыхание подстраивается под её. Когда она вдыхает, я тоже. Когда она выдыхает, мои лёгкие работают синхронно. Держу пари, что даже моё сердцебиение сошлось с её и стучит в том же ритме и точно так же. Паника уходит, и мои лёгкие заполняются кондиционированным воздухом.
Я наблюдаю, как руки Кал медленно разжимают свою хватку, когда самолет резко прекращает трястись. Её глаза широко открываются, пока она поглаживает своими пальцами по бёдрам и небрежно оставляет свои руки на коленях. И как только я собираюсь перефокусировать своё внимание на Люка, прежде чем он позовёт меня и в какое бы ни было ещё чуждое дерьмо разверзнется вокруг меня, её голова медленно поворачивается в мою сторону, её глаза захватывают моё лицо.
Улыбка, что она дарит мне, — сплошное облегчение.
Я безучастно отворачиваю лицо от неё и заставляю себя в течение долгого времени смотреть на мужчину и маленькую девочку на фотографии перед мной.
Я игнорирую его и фиксирую свои глаза на ней.
— Он владеет ей? — спрашиваю, не раздумывая.
— Дочь. Её мать мертва.
Люк собирает файлы и забирает фотографию, пряча ее от моего пронзительного взгляда.
— Нет ничего, чтобы позволило бы предложить, что она недовольна, не счастлива или не любима, как ребенок, но у нас есть резервный план забрать её и отвести в «Хантер Лодж», если наше дело увенчается успехом.
Голос пилота раздаётся из динамиков и прерывает нас:
— Мы приземлимся в Париже в аэропорту «Ле Бурже» через пятнадцать минут. Пожалуйста, приготовьтесь к посадке. Транспорт ждет нас на взлётно-посадочной полосе.
Я жду, когда закончится инструктаж пилота, прежде чем поворачиваю лицо к Люку.
Он одет во всё черное и выглядит как дорогостоящий киллер. Его классическая привлекательная внешность заставляет его казаться доступным, пока он не обращает на вас свой ледяной взгляд. И вы можете почувствовать, как мороз обжигает вас с ног до головы.
Сейчас он обращает свой взгляд на меня, но это не останавливает меня от высказывания:
— Ребёнка необходимо забрать вне зависимости от того, преуспеем мы или нет.
Он мгновение оценивает меня, прежде чем отвечает:
— Я лично гарантирую, что так и будет.
Я не благодарю за его обещание. Люк так не работает, также как и я. Несмотря на мою более раннюю демонстрацию гнева ему и Коулу, узы, что у нас есть, не нуждаются в благодарности. Наша дружба вырезана из смерти и выгравирована болью. И нет никаких более сильных эмоций.
Сбоку от меня, Кал регулирует свой ремень безопасности.
Пока я наблюдаю за её приготовлениями к посадке, начинаю понимать, что нет никаких более сильных эмоций, чем те, что связывают меня с Хантерами, но мне становиться известно об одной, что делает меня слабее.
Я ворчу от раздражения, пока тяну свой ремень через колени.
Слабость в моей работе не приемлема.
Прежде чем я убью людей, которые бессознательно ждут острое лезвие моего ножа, я должен уничтожить этот недостаток. Я должен убить все чувства, кроме смерти и боли. Так, как будто она может ощущать моё решение, Кал поворачивается ко мне лицом ещё раз.
А затем она улыбается.
Глава 11