Сторож брату моему

Что такое? К чему? Завтра с утра каждого десятого – в лес? Туда, где бывать запрещено? С лопатами и с оружием. Что надо делать – укажут там, на месте.

Судья рассердился. Полоть надо, а тут – каждого десятого. Но вслух говорить этого не стал. Сказал гонцу лишь:

– Скажешь – вручил. Иди – поешь, отдохни.

И двинулся обходить дома, оповещать насчет завтрашнего утра.

Солдаты чаще всего плохие дипломаты. Уве-Йорген знал это, и утешало его лишь то, что и ученые, в общем, не выделялись особыми талантами в данной области. Во всяком случае, в его эпоху.

Аверова он встретил торжественно, ни один специалист по дипломатическому протоколу не смог бы придраться. На столе дымился кофе. Рыцарь внимательно посмотрел в глаза Аверова и остался доволен.

– Итак, доктор, назначенный срок пришел. Наши пока не вернулись. Надеюсь, что мы еще увидим их живыми и здоровыми. Но до тех пор мы вынуждены будем по-прежнему нести бремя обязанностей: вы – руководителя экспедиции, я – капитана корабля.

Аверов кивнул.

– И я считаю, – продолжал Уве-Йорген, – первым и главным, что мы должны сейчас сделать, является уточнение наших целей и способов их достижения. Вы согласны?

Аверов не сразу ответил:

– Да.

– Хорошо. Мы оба, видимо, достаточно много думали об этом. Согласны ли вы с тем, что именно мы и именно теперь, не рассчитывая на контакт с Землей и не дожидаясь его, должны решить судьбу двух цивилизаций?

Уве-Йорген владел разговором. Он формулировал вопросы, и собеседнику оставалось лишь отвечать. А ведь ответ часто в немалой степени зависит от того, как поставлен вопрос, в какие слова он облечен. Это пилот знал; этим он пользовался. Аверову оставались лишь немногословные ответы. Вот и сейчас он сказал:

– Иной выход вряд ли возможен.

– Я думаю точно так же. Итак, ваша цель? Я бы определил ее так: спасение максимального числа людей в одной или обеих системах. У вас есть возражения?

Аверову очень хотелось бы возразить, но у него не было возражений. Наедине с собой он уже пережил все, понимал, к чему неизбежно приведет разговор, и был лишь благодарен пилоту за то, что не он, Аверов, а пилот говорит все грозное и страшное, а ему остается лишь соглашаться. А может быть, при случае, и возражать, едва представится малейшая возможность.

– Теперь о путях достижения. Скажите откровенно, доктор: вы верите в возможность эвакуации планеты? Если даже наши посланцы сумеют обо всем договориться.

Аверов оживился.

– Знаете, Уве-Йорген, я очень сильно надеюсь на то, что они договорятся. У Шувалова – поразительная способность убеждать людей!

– Вы уже говорили об этом, доктор. Но надо ли напоминать вам ваши же выкладки? Даже если они договорятся – мы не успеем, понимаете – не успеем. Не успеем спасти их, и очень вероятно – не успеем спасти вообще никого.

Это было так; и все же…

– Обождите, Рыцарь. Мы с вами судим, исходя из того, что известно нам. Но вовсе не исключено, что наши, возвратившись, привезут какую-то информацию, которая заставит нас в корне пересмотреть…

– Если-они вернутся.

– А если они не вернутся, – вдруг, неожиданно для самого себя, крикнул Аверов, – то надо их найти! Или, может быть, вы, пилот, хотите бросить друзей на произвол судьбы? Но этого, этого уж я не позволю!

Уве-Йорген после паузы промолвил:

– Иными словами, вы получили новые данные о поведении звезды? Она раздумала взрываться?

– Нет! Но…

– Что же изменилось, доктор?

– Ну, неужели вы… Какое жуткое хладнокровие, Уве-Йорген! И вы можете быть так спокойны?

Пилот невесело усмехнулся.

– Я привык терять товарищей, доктор. К сожалению…

– О, эти ваши безжалостные времена! Но я не желаю привыкать к таким вещам!

– Мы тоже не желали – нас не спрашивали. Но не станем спорить об отвлеченных материях. У вас есть план, как их найти?

– Лететь к планете на большом катере.

– И кто же полетит?

– То есть как – кто?

– Доктор, вы вынуждаете меня снова напомнить… Если бы речь шла только о наших товарищах, я и не подумал бы возражать вам. Но если мы начнем такие поиски – сколько они продлятся? Где гарантия, что мы не потеряем и других? И кто же тогда погасит звезду и спасет Землю? Кто спасет ваше человечество?

– Почему «мое»?

– Моя Земля давно кончилась. Мы – как те кистеперые рыбы, что нечаянно дожили до поздних времен, хотя все родичи их давно превратились в лучшем случае в окаменелости… Это ваш мир, доктор, и у вас должна болеть за него душа. И вы должны понять, что важнее: миллиарды людей там – или двое наших товарищей здесь. Что говорят вам ваши представления о гуманности?

– А как будет выглядеть с позиций гуманности то, что мы оставим людей здесь на верную гибель?

– С моей точки зрения, доктор, гуманность – это умение не приносить больших жертв там, где можно обойтись малыми.

– Я с ума сойду…

– Не советую. Легче от этого не станет никому, а вам – только хуже. И думайте не только о себе. Когда мы погасим звезду и вернемся на Землю, чтобы доложить о случившемся, только вы один сможете объяснить там – не только словами, но и цифрами – с чем мы здесь столкнулись. Это нужно не мне, а человечеству. Вы согласны?

– Да, видимо, так…