Сторож брату своему

И Убай замахал руками, да так, что печатки на волосатых пальцах принялись летать прямо перед носом Антары, и юноша не стал искушать удачу, схватил Аблу за рукав и вытолкался из толпы прочь.

* * *

Ко времени, как солнце вскарабкалось в зенит, они успели довольно далеко отъехать. Молодые мчали на сведенном от ближайшего шатра оседланном верблюде, рабыни тряслись на двух других – этих, пользуясь суматохой вокруг кобылы, умыкнули от палатки заезжего торговца, причем вместе с вьюками. Кстати, интересно, что там во вьюках, может, повезло, и там, к примеру, ковры!..

Итак, время подошло к полудню, и беглецы – хотя почему беглецы? Все ж законно… ну, кроме верблюдов… – спешились. Рабыни хихикали и подмигивали. Антара завел возлюбленную в песчаный распадок, постелил плащ – и повалил Аблу наземь.

Она смеялась и шуточно отбивалась, пока он неловко, потея, шебуршился и заворачивал на ней платья:

– Ты слишком нетерпелив! Разве Али не говорил, что между мужчиной и женщиной должен быть посредник!

И, хихикая, пихала его отягощенной кольцами ладошкой в лоб:

– Хадис, о ибн Авад! Посредник – это ласки!

Нащупав у Аблы сладостное, Антара задохнулся от счастья – там выступало многое, очень многое. Не все обрезали, как она и обещала! А девушка нетерпеливо вздыхала и постанывала:

– Ну же, храбрец! Ты видишь, меня готовили для могучего воина!

На ласки его, по правде говоря, не хватило. Антара набросился и вонзил сразу – а Абла фырчала, мурчала, закидывала голову, а он кусал ей губы и размазывал пятерней пот по ее груди, по соскам, по обтянутой монистами шее. И так он трудился долго, заставляя ее стонать, и вскрикивать, и поддавать бедрами, подобно кобылице на скачках.

В сладкой последней судороге Абла кричала долго и громко – словно умирала.

А когда последний отзвук пробужденного ее воплем эха стих, они посмотрели друг другу в глаза – мокрые, измученные – и расхохотались.

– Прям как в хадисе! – смеялась Абла, крутя головой и звеня сережками. – Передают, что Сабиха, завершая, кричала так, что от шатра разбегались верблюды!

Счастливо положив ей голову на плечо, опустошенный, излившийся счастьем и семенем Антара сомкнул веки. Она задрыгалась, с хихиканьем скидывая его с себя, и спросила:

– А как тебе удалось? Как ты кобылу угнал?

– Сумеречник помог, – перекатываясь на спину, зевая и неудержимо проваливаясь в дремоту, пробормотал Антара.

– А где он? – не унималась Абла. – Что, прямо настоящий сумеречник?

– Ага, – сонно проговорил юноша. – Где он? Да в Мариб небось уже скачет… Всех раскидал и сбежал из становища… Там и встретимся, точно говорю… в Марибе… отпразднуем…

– Ну, раз сбежал, хорошо… – донесся до него нежный голос возлюбленной.

И Антара погрузился в блаженный, истомный, самый счастливый в своей жизни сон.

4 Честное слово

Восточный Неджд, владения племени мутайр

Солнце мучительно медленно переваливало через зенит. Удушливый ветер из пустыни полоскал занавесы шатров, просеивал сквозь щели и складки мелкую песчаную взвесь. Огненный шарик в небесах заплывал желтым туманом – Руб-эль-Хали дышала во всю мощь своих раскаленных легких.

Незаметный, как смерть на морозе, песок набивался в ноздри, в волосы, оседал на ресницах – тогда приходилось глупо моргать, чихать и сплевывать.

Сплевывать получалось натекающей кровью – слюны к утру второго дня не осталось. Второй день переваливал за середину – это судя по солнцу. Жарило, душило, слепило опухшие от ссадин глаза.

Бедуины высовывались, лениво выбредали из шатров, потягивались после дневного сна. Женщина, паруся черными полами, побрела к колодцу. Пустой мех безвольно волокся, высокая фигура таяла в песчаном мареве.

К Тарегу не подходили. Не оглядывались. Не показывали пальцами. Не обращали внимания – никакого. Словно его здесь и не было. Впрочем, мутайр уже сказали ему все, что хотели, вчерашним утром. Ну и ночью, по дороге в кочевье.

Ночью ему объяснили многое, сломав два ребра и рассадив скулу – это палкой наотмашь по тому, что бедуинам виделось как орущее содержимое вьюка. Прибыв в становище и вытряхнув содержимое, мутайр собрались, похоже, всем племенем. Били долго – и злобно, вымещая бессильную ярость. Впрочем, к счастью, бедуины не носили сапог с металлическими набойками – босой пяткой и подошвой сандалии можно дать под дых, но нельзя раздробить суставы. Поскольку били толпой, и немалой, и наваливались неумело, в ход не пошли палки – не размахнешься. Знали бы, как бить, переломали не только ребра. Повезло и в том, что Тарег быстро потерял сознание, а отливать его водой мутайр не стали – вот еще, на что воду тратить.