Сторож брату своему

Почесав в затылке – для этого ему пришлось вовсе снять шлем – парень наморщился, осмотрел пальцы и встряхнул ими.

– Н-ну… – неуверенно протянул. – Так ты чё, сдаваться пришел?

– Идиот, – беззлобно сообщил ему Тарег. – Если бы я пришел сюда драться, вы бы давно лежали мертвыми.

Тут ему дали в челюсть, потом, для верности, саданули в зубы – губа тут же потекла кровью, а как же иначе, – и, заломив руки за спину, поволокли в ворота.

Попискивания языковеда быстро заглохли за спиной: ворота крепости ржаво заскрипели и, брякнув кольцом, грохнули створкой. Аз-Захири остался снаружи.

Где-то за стеной громко забрехала собака. И тут же завыла. Один из гвардейцев громко помянул шайтана и принялся читать Фатиху. Похоже, здешние хорошо знали про гончих Хозяйки.

Низкое рычание, похожее на урчание, послышалось над правым ухом. Оглядеться не вышло – прихватили за волосы на затылке, получалось лишь смотреть под ноги и немного перед собой. По закиданному соломой двору деловито шныряли опрятные люди с ящиками и кувшинами. Не собаки.

В ухо, тем не менее, снова зарычали.

Салуга – призрачная, муарово-черная – обнаружилась прямо перед капающим кровью носом. Сквозь прозрачную фигуру псины хорошо просматривалась мазанная глиной стена и большая дверь из жердей. За ней в пахучей темноте тихонько ржали и утробно погогатывали лошади.

– Смеешься?.. – зашипел Тарег на скалящуюся гончую. – Где сестрички-то?

Нездорово красные, цвета загнившей раны, глаза псины разгорелись сильнее. Клыки раздвинулись в издевательской ухмылке.

Лыбящуюся собаку можно было понять – его прикручивали к коновязи.

* * *

В густом темном воздухе плыло:

– Аллааху акбарул-лааху а-аакба-ааар!..

Дождь не переставал. Голос, утверждавший, что нет Бога, кроме Всевышнего, перекрывал его настырный шелест.

– Ас-саляяту хайрум-минан-на-аавм!

Молитва лучше сна, где-то высоко выпевал муаззин. Это значило, что в темной ветреной высоте занимался рассвет.

Во дворе стоял мокрый мрак, лошади фыркали и беспокоились за стеной.

Салуга смылась еще на закате – призыв муаззина растворил ее в сероватом уходящем свете. Перед тем как исчезнуть, псина зловредно оскалилась: мол, надолго не прощаюсь, а пока повиси без меня, дружок. Повиси-повиси. Скоро-скоро придет время умирать, маленький сумеречник…

* * *

В распахнутые ворота конюшни заводили мокрых, поводящих боками лошадей. Чавкали в грязи сапоги солдат и босые ноги конюхов.

Пара не особо грязных ярко-красных сапог остановилась перед глазами.

– Стрелок, говоришь?..

Чихнув, Тарег поднял голову и поглядел на собеседника.

Обладатель богатой обуви оказался невысоким крепким парнем явно степного вида, с безбородым желтым лицом, сплюснутым носом и раскосыми глазами наймана или джунгара. С бритой головы свисал длинный воинский чуб.

– Я шихна. Говори, что хотел сказать, – и Амр аль-Азим устало вытер рукавом лоб.

Дождь сеялся мелко, но противно. Шихна Медины недовольно покосился на истекающее моросью небо.

– Это я убил сборщиков налогов в становище мутайр. Лаонцы, которых вы схватили на стоянке племени кальб, ни в чем не виноваты. Отпусти их, – быстро проговорил Тарег давно заготовленные фразы.

И опять чихнул.

– Что, один? Прямо вот так один пришел и всех поубивал? А остальные ни при чем? – хмыкнул Амр аль-Азим.

– Я не вру. Клянусь… – Тут Тарег задумался, чем бы поклясться.

И тут же чихнул снова.

Неожиданно шихна присел на корточки и заглянул ему в лицо.

– Значит, слушай меня внимательно, Стрелок, – карие цепкие глаза смотрели серьезно.

В них не было насмешки. Только усталость.

– Все это, конечно, крайне благородно. Ну это: «я был один», «они ни при чем»… Но я тебе не верю. Как ты их порубал? Чем? Пальцем? Или уж сразу зеббом? Посмотри на себя, голодранец, – заплата на заплате, а туда же, я их порубал. Хочешь, чтоб я поверил, что ты, безоружный, полез на два десятка воинов?

– Их было четырнадцать, – устало поправил Тарег. – Айяров, не воинов.

Шихна хмыкнул и показал в ухмылке зубы:

– Какая разница?

И махнул ладонью в кожаной желтой перчатке.

Потом поднялся, звякнув пластинами гвардейского панциря. И фыркнул:

– А что лаонцы ни при чем, я уже знаю.

Чих снова одолел Тарега – видно, от удивления. Хорошо, что шихна соблаговолил разъяснить все сам:

– Почтенный шейх, – тут Амр аль-Азим высоко поднял палец в скрипучей коже, – рассказывал собранию законоведов и старейшин города о своих злоключениях. Клянусь Всевышним, я не слышал повести горше! Среди всего прочего шейх упомянул и о сумеречниках.

Тарегу понадобилось странно много времени, чтобы понять, о ком речь.

– Почтенный шейх?.. Аз-Захири?.. – переспросил он, наконец.

– Мы оказали шейху Юсуфу ибн Тагрибарди ибн Али аз-Захири прием, не достойный его славы и учености, да простит нас Всевышний, – уважительно произнес шихна и провел ладонями по лицу. – Помочь столь уважаемому человеку и одарить его подарками – большая честь для нас. Да.