Сторож брату своему

…Поднимаясь после последнего раката молитвы – в Рамазза он всегда совершал намаз в четыре поклона, – Рашид вдруг увидел, что слева от него, прямо в нескольких шагах от молитвенного коврика, стоит девушка. Над пальмами занимался ветреный рассвет, по утоптанной глине площадки перед коновязью пролетали листья и соломины. Зевая и потягиваясь, сонные слуги плескали в лицо водой из умывального таза. На девушку – а она стояла не просто с открытым лицом, а вообще без покрывала, только в легкой шальке на плечах – никто не оборачивался.

Рашид сморгнул и решил, что от свиста в ушах и пыли люди сходят с ума и не видят явного.

– Твои друзья, о купец, решили задержаться на пару дней, – мурлыкнула девица, щуря густо подведенные глаза.

– Тьфу на тебя, о скверная, о дочь греха, прикройся, – закрываясь рукавом и отворачиваясь, буркнул Рашид. – И эти сыны блуда мне не друзья. Мы просто ехали вместе от Маджерита. К тому же я никакой не купец, а вовсе даже и посыльный. Прикройся, говорю, смотреть стыдно!..

– Прощай, человек, – мурлыкнули снова.

Когда Рашид с опаской опустил рукав – из-за этого ветра он не услышал удаляющихся шагов и на всякий случай выждал подольше – рядом с его молитвенным ковриком уже никого не было.

– Эй, Рейхан! – окликнул он раба. – Седлай Короткохвостого, мы трогаемся.

– Да, го-оо-уааа-ссподин, – зверски зевая, откликнулся зиндж. – А попутчиков наших что, не будем жда-ааа-уать?

– Шайтан им попутчик, – твердо ответил Рашид.

И принялся бережно сворачивать молитвенный коврик.

* * *

Харат, два дня спустя

В черепичную крышу галереи лупил дождь. В водостоках булькало, пустая базарная площадь медленно превращалась в топкие плавни: покосившиеся навесы, подобные остовам сожженных кораблей, утопали в жидкой грязи, тяжело хлопали сорванные ветром тенты, в ширящихся лужах пускались в плавание пустые корзины.

Залипая босыми ногами в разъезжающейся глине, через площадь плелся человек. Туфли он держал в руке, пытаясь спасти хоть обувь. В серо-синем небе блестко сверкнуло – настолько сильно, что Садун ибн Айяш не сумел разглядеть саму молнию. Через несколько тягучих мгновений грохнуло. Пересекающий площадь несчастный присел от страха – но шага не ускорил. По такой грязи получалось шлепать, а не бежать.

Со вздохом лекарь прикрыл тяжелую ставню. Резная деревянная решетка отделила его и его собеседника от вымокшего города, по которому хлестал неурочный ливень. Грозовая чернота улицы не добавляла света и без того темной комнате, в которой располагалась лавка Садуна. Лекарю пришлось зажечь лампу, чтобы прочитать привезенные посыльным письма.

Сидевший напротив ашшарит явно маялся: он то нагибался поправить фитилек длинноносого светильника, то принимался поправлять толстую шерстяную аба, то начинал просто ерзать и вздыхать на своей циновке.

– Что с тобой, о Рашид? – спросил, наконец, Садун, поднимая голову от письма знакомого маджеритского купца, просившего придержать масло: мол, цены на него взлетят перед халифской свадьбой.

Посыльный почесал нос:

– Да я вот все думаю о попутчиках моих, да проклянет их Всевышний…

– Что такое? – нахмурился лекарь.

– Похоже, они к моей сумке присматривались. То подпоить меня налаживались, то девку подложить… А ну как они до писем добрались, а я – да отведет от нас такую беду Всевышний! – не заметил?

Садун вздохнул и отложил бумагу на пол. В воздухе стоял сильный, до головокружения, запах амбры – они только недавно закончили лить свечи с примесью этого благовония.

– Ты проверял печати, о Рашид?

Ашшарит яростно закивал, чуть не стряхнув с головы икаль. Смуглые пальцы нервно теребили край куфии.

– Бумаги лежали в твоей сумке в том же порядке?

Тот снова затряс головой.

– А где они сейчас, твои попутчики? – почесав коротко-стриженую голову, мягко осведомился Садун.

– Мы остановились переночевать в одном саду – богомерзкое место, я вам скажу, уважаемый, даже кафиру там не должно останавливаться, не то что правоверному…

Лекарь кашлянул и погладил себя по обтянутому желтой каба животу. Рашид покосился на одежду сидевшего перед ним зиммия и скривился:

– Сад Пери он, что ли, называется… Я-то на следующее утро уехал, а они там застряли с вином и девками, сыны незаконного брака, тьфу, в святой месяц Рамазза так нарушать пост!.. Тьфу, пропасть, какой враг веры его только разбил, этот Сад Пери…

– Сад Паирика, – тонко усмехнулся в ответ Садун.

И, с облегчением вздохнув, снова взялся за письмо. И добавил для недовольно сопящего ашшарита:

– Это очень старый сад, о Рашид. О нем упоминают со времен Хосроев. И ты можешь не тревожиться о наших тайнах.

– Почему? – искренне изумился посыльный.

Садун лишь дернул плечом, снова погружаясь в чтение.

– А может, припугнуть их? – не унимался Рашид.

– Не думаю, что мы их найдем, – хмурясь, ответил лекарь, разворачивая другое письмо.

– Они ехали в Харат! Где же они могут сейчас быть, как не в городе?

Садун снова улыбнулся и вскинул на смуглого человека в куфии черные, как маслины, глаза:

– А это, мой друг, весьма сложный философский вопрос.