На встречу они опоздали почти на сорок минут, но Анри Петиссье, глава старинной, уважаемой фирмы по производству эфирных масел, не заставил их долго ждать в приемной внушительных размеров, где вдоль стен все пространство от пола до потолка занимала витрина, уставленная бутылочками, наглядно представлявшая «жидкую» историю компании, истоки которой восходили к 1830 году. Там были хрустальные флаконы баккара и украшенные выпуклыми рисунками графины для одеколона и наливок, созданные для двора Наполеона III, наряду с современными, обтекаемой формы бутылочками с названиями, которые Луиза немедленно узнала. Она испытывала благоговейный трепет и не смела вымолвить ни слова, как когда-то на первом дипломатическом приеме, на котором она присутствовала в качестве супруги Бенедикта. Все прямые деловые предложения, с которыми она предполагала выступить, если ей понравится аромат, казались несообразными этой фирме, проникнутой духом истории.
Через несколько минут вошла секретарша, говорившая по-английски.
— Мадам Тауэрс?
— Да. У меня есть для вас сооб-щение. — Она говорила с очаровательным акцентом.
Секретарша вручила Луизе узкую полоску бумаги: «Будьте любезны, позвоните своему мужу сегодня после девяти вечера в Цюрих».
Она вновь очутилась во власти жестокого напряжения, но всего лишь на миг, поскольку секретарша затем пригласила их проследовать в кабинет Петиссье. Высокий — такой же высокий, как и Чарльз, — и совершенно лысый, Анри Петиссье встретил их в длинном белом лабораторном халате и в столь же длинном белом льняном фартуке.
— Bonjour, bonjour…
Подали кофе в хрупких фарфоровых чашечках. На массивном дубовом столе помещался странный предмет, напоминавший с виду колесо с торчавшими из него длинными спицами из промокательной бумаги. Петиссье заметил, что Луиза внимательно рассматривает сооружение.
— Да-да, на этих листках бумаги различные варианты аромата «Амор». — У него был негромкий, однако музыкальный голос. — Я полагаю, в Соединенных Штатах уже известно, что «Амор» — кодовое название, которое мы дали изысканному букету, созданному у нас. Когда здесь берутся за дело… а иногда необходимо произвести более двух тысяч опытов… — его глаза заблестели, — это приносит желанные плоды.
Ример заговорил о громком успехе в Штатах компании «Луиза Тауэрс» и «Открытия», их геля для ванн. Ей хотелось остановить его, хотя его речь являлась частью их совместного плана. Вероятно, в прошлой своей жизни она была парфюмером, ибо, очутившись в этой обстановке, почувствовала себя полностью счастливой. И только послание от Бенедикта, лежавшее в кармане ее костюма, нарушало ее покой.
— Возможно, вы хотели бы осмотреть наше хозяйство прежде, чем мы начнем обсуждение «Амор»? — Петиссье проводил гостей в безупречно чистую лабораторию, примыкавшую к его кабинету, а затем по широкому, залитому солнцем коридору — на фабрику, по пути развлекая их рассказами о некоторых секретах создания знаменитых духов. — Прежде всего, разумеется, необходимо выбрать исходные вещества, затем должным образом приготовить их, выдержав в спирте в течение шести месяцев перед тем, как отфильтровать, охладить и обеспечить хорошую сохранность. Естественно, речь идет не только о цветах, но и о прочих основных натуральных компонентах, — он шагал так же быстро, как и говорил, — получаемых из желез эфиопской циветты, мускусного тибетского оленя, добываемых из серой амбры, применяемой в качестве главного фиксатива духов, из кашалота…
Они шли мимо огромных чанов, в которых обрабатывались миллионы розовых лепестков:
— Требуется двести миллионов лепестков, чтобы выделить только один килограмм эфирного масла болгарской розы.
Петиссье засыпал их подробностями и цифрами, а потом добавил с деланной улыбкой:
— Возможно, теперь вам понятно, почему формулы изысканных духов стоят так дорого.
Экскурсия продолжалась около часа, но Луиза пребывала в приподнятом расположении духа, не чувствуя ни малейших признаков усталости; время от времени она просила разрешения записать отдельные пассажи из лирических отступлений Петиссье. В будущем они явятся бесценным подспорьем при составлении пресс-релизов.
— Духи — словно живописный портрет, а портрет нельзя сравнивать с фотографией. И то, и другое представляет собой своеобразное видение образа человека, нечто, моментально вызывающее в памяти характерные черты личности. Но на свете нет ничего, что пробуждало бы память так, как духи!