Сторож сестре моей. Книга 2

Она подозвала Бэнкса, дворецкого, прибывшего к ним из Лондона почти четыре года назад, заменив верного Торпа, ушедшего на покой.

— Узнайте, не пора ли мистеру Тауэрсу позвонить, Бэнкс.

Она следила, как Бэнкс приближается к нему, и с благодарностью увидела, что Бенедикт извинился и, опираясь на руку Бэнкса, направился в библиотеку.

Едва за ним закрылась дверь, к ней подошел Норрис.

— Я беспокоюсь за него, Луиза. Он еще очень слаб.

— Ему нельзя волноваться. Я только надеюсь, что смогу заставить его не забывать об этом.

— Я помогу тебе, Луиза. Можешь на меня положиться. Я буду приезжать каждый день и давать ему отчет до тех пор, пока он не почувствует себя в силах прийти в офис.

На следующее утро Бенедикта не пришлось убеждать не вставать с постели. Путешествие домой утомило его гораздо больше, чем он полагал.

— Не возражаешь, если я ненадолго съезжу в офис? Я думаю, мне следует хотя бы заглянуть, но я не буду задерживаться, — с тревогой сказала ему Луиза.

Он бросил на нее странный, насмешливый взгляд.

— Ты собираешься захватить свою корреспонденцию?

— Если ты имеешь в виду письма из Праги, то да, я действительно хочу прочесть их, но они не имеют никакого значения.

— Когда ты собираешься объявить своей сестре добрую весть? Ты знаешь ее уже несколько недель. Не пора ли извлечь сестренку из пучины безутешного горя? Не говоря уж о тебе.

Она позаботилась об его удобствах, игнорируя сарказм, поправила подушки, подвинула телефон поближе к нему, собрала газеты, разбросанные на кровати.

— Не волнуйся. Наташа узнает, как только у меня дойдут руки до этого. Она ждала десять лет, может подождать еще несколько часов.

Когда она наклонилась к нему, чтобы поцеловать, он схватил ее лицо и страстно поцеловал в губы.

— Я не доверяю тебе, — сказал он, — но все равно, возвращайся скорее.

В машине она пожалела, что уехала. Ей недоставало Венедикта. Она решила, что только пройдет по кабинетам, заверив всех, что босс чувствует себя прекрасно, прочтет письмо Петера Малера, а потом подумает, каким образом лучше всего сообщить Наташе новость. Она испытывала неловкость, необычное волнение, возможно потому, что ей предстояло связаться с сестрой после стольких лет разлуки, возможно, из-за напряжения последних недель. Когда машина остановилась на красный свет на Пятой авеню, она пришла к заключению, что лучше всего Наташе будет услышать новости из уст самого Ласкера в Госдепартаменте; а потом она пошлет ей письмо Петера с сопроводительной запиской, что она уполномочила провести дополнительные поиски во имя обеих семей. После холодного обращения Чарльза с ней она больше не знала, какие чувства испытывает к нему; это была смесь любви и ненависти.

Едва они подъехали к Тауэрс Билдинг, в машине зазвонил телефон. Мысленно она находилась далеко-далеко отсюда, думая о матери и Кристине в Праге и о том, как появление Петера, очевидно, еще не оправившегося от ран, повлияло на их жизнь.

— Миссис Тауэрс, миссис Тауэрс… — Пебблер, новый молодой шофер, которого они наняли как раз накануне путешествия по Европе, резко свернул к обочине. Он выглядел потрясенным. Она схватила телефонную трубку.

Звонил Бэнкс; он тихо сказал:

— У мистера Тауэрса был второй приступ, мэм. «Скорая помощь» выехала.

Подъехав к дому, они увидели, как «скорая» поворачивала за угол. К тому моменту, когда она домчалась до больницы Нью-Йорка, где их ждал батальон врачей и медсестер, было уже слишком поздно. Бенедикт Тауэрс умер в десять часов пять минут утра от второго тяжелого сердечного приступа. Ничего нельзя было сделать, чтобы спасти его.

Сознание сыграло с ней странную шутку. Луиза не имела представления, кто был на похоронах, кроме Кика и Фионы, сидевших у нее по бокам и державших ее за руки, и Чарльза, с другой стороны державшего за руку Фиону. Но она отметила про себя, что Меддерлейк безукоризненно выполнил ее указания — наполнить боковые алтари, большой и малый, только цветами без запаха: астрами, георгинами, нежными японскими анемонами разных оттенков, которые Бенедикт любил больше всего; прежде всего, оранжевого, пурпурного и темно-желтого цвета опавших листьев. Еще она навсегда запомнит сцену, которую увидела, когда, окруженная свитой жен друзей и знакомых, присутствовавших на похоронах, она вышла из церкви: автобус на Пятой авеню, окруженный со всех сторон длинными лимузинами.

«Все были там, — прочтет она в газетах, — все сферы общественной деятельности были представлены своими лидерами: политика, промышленность, искусство, медицина, журналистика — все общество». Но Луиза не заметила никого из них и спросила только об одном человеке:

— Наташа была там?

— Да, — робко ответила Марлен. — Наташа была в церкви, она сидела во втором или третьем ряду.