Сторожевые записки

Александр Сендерецкий показал мне, какой он оставил вопль в книге сторожевых записей: "Вот что я вам хочу сказать, коллеги! Этот хомяк водоплавающий когда-нибудь насытится или нет? Ясно, почему он не разрешает нам досматривать сумки поваров - потому что если повара сумками, то начальство - машинами и пароходами..." Старому военному хотелось порядка и не хватало адреналинового взбадривания, к которому он привык в МВД, в тревожной группе, вот и шел все время на обострение. Говорил многозначительно директору:

"Много же у меня есть знакомых в налоговой полиции! Скажите, а ведь ОБХСС была неплохая советская служба?"

А Борис Штерн в ответ только милостиво улыбался как начальник в силе человеку, который уже вряд ли поднимется до его уровня.

На днях Сендерецкий в книге черновых записей охраны составил список гостей на свой юбилей, где против многих фамилий было проставлено: майор, подполковник в отставке с женой и так далее. И только против штатских не стояло ничего - они были наказаны пустотой незаписи за свою праздную, неудачную, то есть гражданскую, жизнь.

- Пришел вчера один, Роман, ходячий позор еврейского народа, напился! Ты, Миша, пьяный ведь в церковь не приходишь?.. Я его не впускаю, так он на меня еще полез! Тогда я его ребром ладони в кадык. А Ромка очнулся и начал меня поливать. Ну я взял нашу ментовскую дубинку и так его (непечатное слово) - иди к родителям, похвастайся! А что, милицию вызывать? Не буду я позорить евреев! - с намеком рассказал мне Сендерецкий: мол, и ты не вызывай никогда милицию.

Этот день проплыл как-то перекошенно. Возьмем с утра: старики долго не расходились после молитвы, ожидая момента перевыборов главы общины.

- Директор - дурак...

- Он, как русский, везде пролазит!

Быстро эти жужжания взвинтились до таких звуков, что если отвернуться, то покажется: резня уже началась. И лишь трое стариков сидели с кротко-измученным видом, подперев щеки и глядя на мятущихся: ну и ну, хорошо, что стены у синагоги толстые, а то бы подумали, что здесь новая иудейская война. Ицик, почувствовав приближение астмы, стал бороться с ней привычным средством - достал "Беломор" и с патрицианской раскованностью засмолил. Тут от общего плотного кома криков отслоились два в сторону курящего:

- Опять засмердел!

- Специально сел под табличку "У нас не курят!" - И тут же была предложена условная фигура исправления: - Взять бы тебя под руки да скинуть с лестницы, чтобы ты не дымить в священное место! - От волнения возникли ошибки в согласовании слов.

- Пошел ты, щенок! - спокойно куря, ответил Ицик.

- Я на тебя ребе пожалуюсь!

- Да кто ты против нас с ребе? - величаво вразумил его старый солдат. - Ты что - не видел, что ребе со мной советуется все время?

В это время появился директор и с ходу отчитал меня, морщась от криков и дыма: мол, ты кто, охранник или нянька, почему все время здесь курят?!

- Я не могу делать замечания фронтовику, - тихо ответил я, но уже не решился напомнить про зарплату.

Перевыборы - это что? Жертвоприношение старого вождя (духам удачи) и возведение нового на высшее место, чтоб всё вокруг обновилось и заплодоносило. Поскольку старый-новый вождь оказался в одном лице, то и отношение к нему было двойственное: и как к жертве, и как к светоносному предводителю.

- Все-таки столовая при тебе, Борис, стала хорошая! - сказал Ицик.

- Погодите, я еще благотворительную столовую открою, - сообщил небрежно Штерн, понимая, что все это восхищение ритуально, но помимо воли чувствуя приятное внутри.

- И мацу, Борис, кто нам привезет? Только у тебя получается, - решил отметиться во внимании начальника Залман.

Я уже не раз слышал эту одиссею о маце. Всякий раз столичные гибэдэдэшники начинали преследовать фуру буквально сразу после загрузки: у них, наверно, большие силы стянуты для наблюдения. Когда "гиббоны" сделали отмашку, Штерн вышел к обочине и протянул документы, а потом для разогрева сказал: "Мы же вам платим налоги - не стойте тут, не унижайтесь!" Но лейтенант посмотрел на него непонимающим взглядом: "Так заведено, что если я не буду верхнему начальству отстегивать, то никогда не стану старшим лейтенантом!"

- У вас написано "Маца (сухое печенье)", а перевозите несоответственно санитарным нормам. Брезент не обеспечивает герметичность фуры.

- Спасибо, конечно, за заботу о здоровье евреев! - сказал Борис и объяснил основы кашрута: чтоб маца для Пасхи ни с чем не соприкоснулась, она вся в целлофане. - Я брошу упаковку в речку, она проплавает неделю, и все равно можно ее достать и есть.

Лейтенант добродушно пустил в ход очередную заготовку: мы фуру задержим, вы все про мацу напишете, вас отпустят завтра, но к своей Пасхе вы уже не успеете эти печенюшки привезти. Штерн подумал: лучше вот так вынул деньги и вмял их в ладонь "гиббона". Тот заботливо пообещал: "Мы сейчас вас проводим до кольцевой, чтоб другие не задержали".