– Ломакс там будет? – спросил Стоунер. Ошеломленная пауза. Потом неуверенный голос:
– Я… полагаю, что нет… назначена другая встреча. Но профессор Эрхардт уполномочен…
– Скажите Ломаксу, чтобы пришел. Скажите ему, что я буду у Эрхардта через десять минут.
Джоэл Эрхардт, несмотря на свои тридцать с небольшим, уже начал лысеть. Ломакс взял его на кафедру три года назад, и когда выяснилось, что этот приятный и серьезный молодой человек лишен особых дарований и преподавательского таланта, ему поручили руководить программой английского языка для первокурсников. Его кабинетом служило маленькое помещение за большой общей комнатой, где стояли столы двадцати с лишним молодых преподавателей, и Стоунеру, чтобы попасть к нему, пришлось миновать их всех. Пока он шел, иные из сидевших поднимали на него глаза, открыто ухмылялись и смотрели ему вслед. Стоунер открыл дверь Эрхардта без стука, вошел в кабинет и сел напротив хозяина. Ломакса не было.
– Вы хотели меня видеть? – спросил Стоунер. Эрхардт, человек с очень белой кожей, слегка зарделся. Потом сформировал на лице улыбку и с деланым энтузиазмом произнес:
– Очень хорошо, что вы зашли, Билл.
Он ненадолго замешкался, зажигая трубку. Табак не хотел гореть как следует.
– Влажность, чтоб ее, – сказал он угрюмо. – Табак отсыревает.
– Ломакс не придет, судя по всему, – заметил Стоунер.
– Нет, – подтвердил Эрхардт, положив трубку на стол. – Но, признаться, именно профессор Ломакс попросил меня поговорить с вами, так что в некотором смысле, – он нервно хохотнул, – я передаточное звено.
– И что же вам поручено мне передать? – сухо спросил Стоунер.
– Насколько я понимаю, были кое-какие жалобы. Студенты – ох уж эти студенты. – Он соболезнующе покачал головой. – Некоторые из них, похоже, думают… в общем, им не вполне ясно, что происходит на вашем восьмичасовом занятии. Профессор Ломакс считает… в общем, он сомневается в разумности преподавания письменной практики первокурсникам на… на материале…
– Средневекового языка и литературы, – помог ему Стоунер.
– Да, – сказал Эрхардт. – Должен вам заметить, лично я понимаю ваш замысел: встряхнуть их маленько, вывести из сонного состояния, заставить включить мозги, показать им предмет с другого угла. Верно?
Стоунер серьезно, сумрачно кивнул.
– Во время наших последних обсуждений методики преподавания этого предмета много говорилось о новых подходах, об экспериментировании, – сказал он.
– Совершенно верно, – подтвердил Эрхардт. – Я всей душой за экспериментирование, за… но, возможно, иногда мы из лучших побуждений перегибаем палку. – Он усмехнулся и покачал головой. – О себе точно могу сказать, что порой перегибаю; готов признаться в этом первый. Но я… или, верней, профессор Ломакс… в общем, желателен некий компромисс, хотя бы частичное возвращение к учебному плану, использование стандартной учебной литературы… ну, вы понимаете.
Стоунер сжал губы и посмотрел в потолок; поставив локти на подлокотники кресла, он свел домиком пальцы обеих рук и опустил на них подбородок. Ответил хоть и не сразу, но твердо:
– Нет, я не хочу и не буду прерывать эксперимент на этой стадии. Передайте Ломаксу, что я намерен продолжить его до конца семестра. Окажете мне та кую услугу?
Лицо Эрхардта было уже багровым. Он напряженно проговорил:
– Я ему передам. Но я предвижу… я уверен, что профессор Ломакс будет крайне… разочарован. Крайне.
– Поначалу – возможно. Но он справится с собой. Я убежден, что профессор Ломакс не захочет вмешиваться в учебную деятельность преподавателя с большим стажем. Он может не соглашаться с методами, которые этот преподаватель использует, но пытаться навязать ему свои методы было бы в высшей степени неэтично – и, между прочим, небезопасно. Как вы считаете?
Эрхардт взял трубку со стола, крепко сжал чашечку и свирепо посмотрел на нее.
– Я… извещу профессора Ломакса о вашем решении.
– Я буду благодарен вам за это, – сказал Стоунер. Он встал, двинулся было к двери, но остановился, словно бы вспомнив о чем-то, и повернулся к Эрхардту. Небрежным тоном заметил: – Да, чуть не забыл. Я тут немного думал и про следующий семестр. Если мой эксперимент удастся, во втором семестре я, вероятно, испробую еще одну новинку. Я изучаю возможность преподавать некоторые разделы письменной практики через рассмотрение того, какой след оставила в пьесах Шекспира античная и средневековая латинская традиция. Звучит, может быть, чуточку специально, но, полагаю, мне удастся сделать материал доступным первокурсникам. Просил бы вас дать профессору Ломаксу знать о моей скромной идее; пусть поразмыслит о ней на досуге. Может быть, через несколько недель мы с вами…
Эрхардт осел в своем кресле. Уронил трубку на стол и устало промолвил: – Ладно, Билл. Я ему сообщу. Я… спасибо, что зашли.
Стоунер кивнул. Он открыл дверь, вышел, аккуратно закрыл ее за собой и прошел через длинную комнату. Когда один из молодых преподавателей вопросительно взглянул на него, он от души ему подмигнул, кивнул и широко улыбнулся.