Стоунер на несколько минут опоздал. Ломакс уже был на месте; он чопорно сидел перед столом Финча, и рядом с ним был пустой стул. Стоунер не спеша подошел к стулу и сел. Потом повернул голову и поглядел на Ломакса; тот невозмутимо смотрел прямо перед собой, презрительно подняв одну бровь.
Финч, слегка забавляясь, некоторое время смотрел на обоих с еле заметной улыбкой.
– Ну что ж, – начал он, – мы все понимаем, какой вопрос предстоит обсудить. Вопрос об уходе профессора Стоунера на пенсию.
Он коротко напомнил правила. Добровольный выход на пенсию возможен в шестьдесят пять лет; при этом Стоунер может уволиться либо в конце текущего учебного года, либо в конце любого семестра следующего года. И есть другой вариант: преподаватель имеет право, если заведующий кафедрой и декан колледжа не возражают, работать до шестидесяти семи лет, и в этом возрасте выход на пенсию обязателен. Если, конечно, преподавателю не присвоено звание заслуженного профессора; в этом случае…
– В случае, мы все должны признать, крайне маловероятном, – сухо промолвил Ломакс.
– Крайне маловероятном, – кивнув Финчу, подтвердил Стоунер.
– Я искренне полагаю, – сказал Ломакс Финчу, – что если профессор Стоунер воспользуется возможностью уйти в шестьдесят пять лет, это будет в интересах и кафедры, и колледжа. Эта отставка даст мне возможность осуществить некоторые давно задуманные перемены в расписании и преподавательском штате.
– У меня нет желания, – сказал Стоунер, обращаясь опять-таки к Финчу, – уходить на пенсию раньше, чем я обязан, ради того, чтобы исполнить прихоть профессора Ломакса.
Финч посмотрел на Ломакса.
– Я более чем уверен, – сказал Ломакс, – что есть весьма важные обстоятельства, которых профессор Стоунер не принял во внимание. Он получит свободное время для написания трудов, работе над которыми доселе мешала его… – он сделал деликатную паузу, – преданность преподавательскому делу. Несомненно, плоды его долгого опыта принесут неоценимую пользу научному…
– У меня нет намерения, – перебил его Стоунер, – начинать в этом возрасте литературную карьеру.
Не сводя глаз с Финча, Ломакс учтиво кивнул.
– Наш коллега, безусловно, чересчур скромен. Я сам через два года, как требуют правила, уйду с должности заведующего кафедрой. И конечно же постараюсь с толком использовать свои преклонные годы; признаться, я с нетерпением жду отставки и досуга, который она принесет.
– Я надеюсь, – сказал Стоунер, – что проработаю на кафедре как минимум до этого знаменательного события.
Ломакс помолчал. Потом, обращаясь к Финчу, задумчиво проговорил:
– За последние годы мне не раз приходило в голову, что заслуги профессора Стоунера перед университетом, пожалуй, не оценены в полной мере. Мне думается, что достойным венцом его карьеры может стать в завершающий год повышение до профессорской должности. А достойной церемонией – торжественный обед в его честь. Это будет в высшей степени справедливо. Хотя не за горами конец учебного года и о большинстве повышений уже объявлено, я уверен, что по случаю его знаменательного выхода на пенсию смогу добиться этого повышения на предстоящий год.
Вдруг игра, в которую Стоунер играл с Ломаксом – и от которой диковинным образом получал удовольствие, – показалась ему плоской и мелочной. Его охватила усталость. Он посмотрел Ломаксу прямо в глаза и утомленно произнес: – Холли, за столько лет вы могли бы узнать меня и получше. Вам давно следовало бы понять, что я плевать хотел на все, чем вы думаете на меня воздействовать, на все, чем вы думаете меня купить. – Он умолк; он почувствовал, что устал сильнее, чем ему казалось. С усилием он продолжил: – Но дело не в этом; оно всегда было не в этом. Вы, я думаю, неплохой человек; и, безусловно, вы хороший преподаватель. Но в некоторых отношениях вы тупой и злобный невежда. – Он вновь помолчал. – Не знаю, на что вы сейчас рассчитывали. Нет, я не выйду на пенсию ни в конце этого года, ни в конце следующего. – Он медленно поднялся и немного постоял, собираясь с силами. – Коллеги, прошу меня извинить, я чуточку устал. Предоставляю вам обсуждать все, что вы хотите, без меня.
Он знал, что этим дело не кончится, но ему было безразлично. Когда Ломакс, выступая на последнем в учебном году общем собрании преподавательского состава, объявил, что профессор Уильям Стоунер в конце следующего года уходит на пенсию, Стоунер встал и сказал во всеуслышание, что профессор Ломакс ошибся, что он уйдет только через два года после названного Ломаксом срока. В начале осеннего семестра новый президент университета пригласил Стоунера к себе домой на чай и пространно говорил о долгих годах добросовестной работы, о заслуженном отдыхе, о благодарности, которую все как один испытывают; Стоунер в ответ надел маску брюзгливого старика, называл президента “молодым человеком” и притворялся, что не слышит; под конец “молодой человек” кричал ему в ухо самым умиротворяющим тоном, на какой был способен.