Стоунхендж Третьего рейха

Исследование лица каменного человека показало, что оно подвергалось воздействию несколько раз в различные времена. Так, например, одна сторона лица обработана более тщательно, нежели другая. Один искусствовед писал о нем как об «Атланте, чьи изваяния были характерны для эпохи Возрождения». Действительно, аналогия кажется уместной, так как если предположить, что колонна должна была символизировать человеческую фигуру, то она получается подпирающей своды «высотной камеры». Высказывалось несколько версий относительно времени возникновения этого выразительного рельефа. Одни исследователи указывали на эпоху барокко, другие — на время пребывания кельтов в окрестностях Тевтобургского леса. В самом деле, в древней кельтской культуре была широко распространена традиция изготовления масок. Но почти на всех их лица были утонченными. Кельтские маски характеризовались легкостью, почти музыкальностью линий, что не имеет ничего общего с грубоватыми чертами лица каменного человека. Оно кажется самой сутью камня: массивное, тяжелое. Герхардт Тиггелькамп пытался провести аналогии с римскими украшениями сточных желобов. В нашей ситуации нет никакого смысла украшать внутреннее пространство помещения, которое имело явно ритуальное предназначение. В пользу эпохи Возрождения говорят многие факты. И не только Атланты, использовавшиеся в роли «держателей» балконов и сводов. Во-первых, именно в это время лицу пытались придать некую элементальную[3] выразительность, для чего использовались различные проявления природных стихий.

Схема ориентации скальных сооружений Экстернштайна на точку восхода солнца в момент летнего солнцестояния

Во-вторых, именно в это время изображению людей стали «приоткрывать» рот. В данном случае каменный человек, точнее, его лицо должно было стать украшением не слишком ровной колонны, в которой отсутствовало несколько крупных кусков.

В пользу этой версии говорит также то обстоятельство, что в кельтскую эпоху солнце всходило на половину и даже на целый градус севернее, а потому лицо было бы просто-напросто не освещено. Если бы его не было видно в тени, то не было никакого смысла его высекать. Ведь оно приобретает свою исключительную выразительность только тогда, когда на нем играют тени. Впрочем, предположение с возникновением каменного человека в эпоху Ренессанса и барокко не очень стыкуется с ранними изображениями Экстернштайна, на которых не изображено моста между второй и третьей скалами. Если не было моста, то возникает вопрос, как сюда попадал каменотес, а также те люди, ради которых украшалась не слишком ровная колонна. Однако это не исключает вероятности того, что к XVII–XVIII векам мост разрушился, а новый так и не был построен.

Глава 3. В тени Ирминсула

Если подойти поближе к четвертой скале Экстернштайна с северо-восточной стороны, то можно увидеть поначалу скрываемую от взгляда деревьями человеческую «фигуру». Она широко раскинула руки, а голова несколько свешена на бок. За это «фигура» получила название «распятия» (не путать с барельефом «Снятие с Креста»), которое по своей высоте занимает приблизительно две трети «скалы качающегося камня». Меж вертикально идущими расселинами возникает тонкий человеческий корпус. Могучая голова, лицо которой обозначено только сильным подбородком и кромкой волос, упала на левое плечо. В левой верхней части туловища зияет дыра. Как в случае со многими «фигурами» Экстернштайна, которые на первый взгляд казались порождением природы, «распятие» было создано не только естественными стихиями. Ульрих Нидхорн смог изучить эту «фигуру» с очень близкого расстояния. Каково же было его удивление, когда следы человеческого вмешательства были обнаружены на линии «лба» и на дыре в «грудной клетке». Многие из исследователей предпочитали «изваяние» на «скале качающегося камня» называть не «распятием», а «склоненной фигурой», хотя большинство посетителей Экстернштайна отмечали, что данное изображение отсылало их фантазию к образу распятого на кресте Христа. В дыре, которая находится в левой стороне «туловища», они видели рану, которую своим копьем Спасителю нанес сотник Лонгин. Но в данном случае сам стиль «изваяния» полностью противоречит всему, что было общепринятым в средневековом искусстве. Придавать естественным контурам форму людей или животных было отличительной чертой первобытного искусства. Кроме этого изучение следов воздействия человека на скалу однозначно указывает, что они относились к дохристианской эре. То есть если проводить параллели, то необходимо искать образ распятого божества языческой эпохи. В этой ситуации «склоненная фигура» почти идеально соответствует рассказам об Одине, который долгое время провисел на дереве. Именно это дохристианское божество было распято на Иггдрасиле, «мировом древе», чтобы иметь возможность постичь тайну рун. В древнегерманской поэме «Хавамал» («Речения Высокого») имелись такие строки: