Стоунхендж

— Но если вы попытаетесь помешать доставить камни в Рэтэррин, — сказал он, — я буду сражаться с вами, и вам придётся меня убить.

Веннар покачал головой.

— Если мы не будем перемещать камни, — сказал он, — это сделает кто-нибудь другой.

— Кроме того, — добавил игрок на флейте, — наши женщины опасаются гнева Лаханны, если ты погибнешь.

— Гнева Лаханны? — недоумённо спросил Сабан. Мести Рэтэррина, возможно, но гнева Лаханны?

Веннар нахмурился.

— Некоторые из наших женщин говорят, что Орэнна — это сама Лаханна.

— Она очень красива, — сказал второй мечтательно.

— А Слаол не забрал её жизнь, — сказал Веннар. — Разве это не правда?

— Она — не Лаханна, — твёрдо сказал Сабан, испугавшийся мести Дирэввин, если она услышит такие разговоры.

— А женщины говорят, что — Лаханна, — настаивал Веннар, а Сабан заключил из его интонации, что Веннар сам не знает, во что верить — он разрывался между преданностью Дирэввин и благоговением перед Орэнной. Сабан сомневался, что сама Орэнна поддерживала эти слухи, но он подумал — не Камабан ли это. Похоже на него. Люди Каталло лишились колдуньи, а что лучше заменит колдунью как не богиня?

— Разве Чужаки не поклонялись ей как богине? — не унимался Веннар.

— Она — женщина, — настаивал Сабан, — просто женщина.

— Как и Санна, — сказал Веннар.

— Твой брат утверждает, что он Слаол, — сказал игрок на флейте, — так почему же Орэнне не быть Лаханной?

Но Сабан больше не хотел говорить на эту тему. Он лёг спать, или вернее, завернулся в плащ и стал смотреть на сверкающие звёзды, густо усеивающие небо над колеблющимся пламенем костра. Он начал думать, что возможно, Орэнна действительно превратилась в богиню. Её красота не увядала, её безмятежность не исчезала, а самоуверенность была непоколебима.

Одиннадцать дней ушло на доставку первого камня в Рэтэррин, и как только он был на месте, Веннар и его люди повели волов и салазки обратно в Каталло за следующим камнем, а Сабан остался в Храме Неба. Первый камень был одним из самых маленьких, предназначенных для одной тридцатой части Небесного Круга, поднятого на колонны. Камабан обозначил кольцо на земле, нацарапав на земле пару окружностей, и теперь настаивал, чтобы камень уложили на эту полосу.

— Камень должен быть такой формы, — сказал Камаабн Сабану, — чтобы его внешний край изгибался по внешнему кругу, а внутренний край — по внутреннему кругу.

Сабан пристально посмотрел на каменную глыбу. Камень был выпуклым и далеко выступал за границы начертанных кругов, но Камабан настаивал, чтобы ему были приданы размеры маленького отрезка широкого кольца.

— Все тридцать камней небесного круга должны быть одинаковой длины, — с энтузиазмом продолжил Камабан, — но не затупляй их края. — Он взял кусок мела и бросил на плоскую поверхность камня. — Один конец должен иметь выступ, а другой — прорезь, чтобы выступ одного камня входил в прорезь следующего по всей длине кольца.

«Человек может с таким же успехом отрезать кусок солнца, — подумал Сабан, — или высушить море пухом от чертополоха, или подсчитать листья в лесу». А нужно было выточить не только тридцать камней небесного круга, но и тридцать камней, которые поднимут его высоко в небо, и пятнадцать огромных камней Дома Солнца, который будет ещё выше. Камабан рассчитал размеры каждого камня и нарезал по ним ивовые прутья. Сабан держал их в своей хижине, которую он построил возле храма. Эта хижина стала его домом. У него были рабы, собиравшие хворост, носившие воду и готовившие еду, и ещё много рабов, чтобы обтачивать первые шесть камней, которые прибыли к середине зимы.