— Ленгар из Рэтэррина никогда не уступит сокровища! — закричал он. — Даже если мы отдадим ему все храмы Сэрмэннина! Даже если мы соберём все камни отовсюду и положим к его ногам! Но если я заберу его глаза, руки, ноги и его мужественность, только тогда он уступит.
Слушающие люди ударили руками по земле в знак одобрения, и Камабан, безмолвно наблюдающий, увидел, как много противников соглашения с Ленгаром в племени Керевала. Они не верили, что Рэтэррин когда-либо вернёт сокровища. Они согласились со сделкой, потому что в то время казалось, не было другого выхода, но теперь Скатэл спустился с гор, и предложил использовать магию, пытки и колдовство.
— Мы выроем яму, — сказал Скатэл, — и бросим туда эту вошь, и там он останется запертым до тех пор, пока его брат не вернёт сокровища!
Пирующие одобрительно закричали.
— Кинь моего брата в яму, — сказал Камабан когда наступила тишина, — и я наполню твой мочевой пузырь горячими углями, чтобы ты корчился от боли, когда будешь мочиться жидким огнём.
Он перегнулся и взял кусок рыбы из чаши Керевала, и спокойно её съел.
— Ты? Увечный колдун? Угрожаешь мне? — Скатэл указал на левую ногу Камабана, которая всё ещё была деформированной, но уже не была уродливо утолщённой на одном конце. — Ты думаешь, что боги прислушиваются к таким существам как ты?
Камабан вытащил изо рта рыбью кость, затем аккуратно согнул её между большим и указательным пальцем.
— Я заставлю богов станцевать на твоих внутренностях, — спокойно сказал он, — а умершие души высосут твои мозги через твои глазницы. Я скормлю твою печень воронам и отдам твои кишки собакам, — он сломал кость надвое. — Отпусти моего брата.
Скатэл нагнулся к Камабану, и Сабан подумал, как похожи эти два человека. Колдун Чужаков, брат-близнец Хэрэгга, был старше, но так же как Камабан, он был худой, измождённый и могущественный.
— Он отправится в яму вечером, калека, — зашипел он Камабану, — а я помочусь на него.
— Ты оставишь его в покое! — скомандовал женский голос, и по залу пронёсся вздох изумления, когда люди повернулись к Орэнне. Она стояла, указывая пальцем на разъярённого жреца. — Ты отпустишь его, — потребовала она, — немедленно!
Скатэл задрожал на мгновение, судорожно сглотнул и отпустил Сабана.
— Ты рискуешь потерять всё! — сказал он Керевалу.
— Керевал выполняет волю Эрэка, — сказал Камабан, так же спокойно, отвечая за вождя, и затем он наклонился вперёд и бросил две куска кости в огонь. — Я давно хотел встретиться с тобой, Скатэл из Сэрмэннина, — продолжил он, улыбаясь, — потому что я много слышал о тебе, и я понял, как я был глуп, полагая, что смогу многому научиться у тебя. Вместо этого я вижу, что мне придётся тебя учить.
Скатэл поглядел в огонь, где два обломка косточки лежали на горящем полене. На мгновение он глядел на них, затем достал и осторожно поднял их одну за другой. Волосы на его руке сморщились от пламени, и запахло отвратительным запахом горящей плоти, заставившим людей поморщиться, но Скатэл не дрогнул. Он плюнул на кости, затем указал одной из них на Камабана.
— Ты никогда не получишь ни один из наших храмов, калека, никогда! — он лёгким щелчком кинул обломки костей в Камабана, плотно обернул вокруг себя сырую волчью шкуру и ушёл прочь, оставив зал в полной тишине.
— Добро пожаловать в Сэрмэннин, — сказал Камабан Сабану.
— Что я здесь делаю? — задал вопрос Сабан.
— Я скажу тебе завтра. Завтра я дам тебе новую жизнь. А сегодня вечером, брат мой, если можешь, поешь.
И больше он ничего не сказал.
На следующий день на свежем кружащемся ветре, подувшем следом за ночным дождём, Камабан повёл Хэрэгга, Сабана и Кагана в Храм Моря. Он располагался к западу от селения на невысоком скалистом утёсе, где море разбивалось белыми брызгами. Каган не смог заставить себя подойти близко к храму, где умерла его сестра, а съёжился среди прилегающих скал, тихонько похныкивая, а Хэрэгг утешал своего огромного сына, поглаживая, словно маленького ребёнка и что-то тихонько напевая, несмотря на то, что Каган не мог ничего услышать. Затем Хэрэгг оставил Кагана в его расщелине и последовал за братьями в безлюдный храм, заполненный жалобными криками белых птиц.
Храм представлял собой простой круг из двенадцати камней, каждый высотой с человеческий рост. От круга короткий проход, обрамлённый дюжиной камней меньшего размера, вёл к краю утёса. Утёс не был ни высоким, ни обрывистым, а за ним немного пониже, был широкий уступ, заваленный брёвнами.
— Они уже начали сооружать костёр, — с отвращением сказал Хэрэгг.
— Керевал говорил мне, что они делают костёр побольше, чем в прошлом году, — сказал Камабан. — Они хотят быть уверенными, что смерть девушки будет быстрой.
Ветер трепал его волосы и перестукивал маленькими косточками, привязанными к бахроме его рубахи. Он посмотрел на Сабана.
— Девушку раздевают внутри храма, затем ждут, когда солнце коснётся моря, и она должна пройти по пути из камней и прыгнуть в пламя. Я видел это в прошлом году, — он рассмеялся этому воспоминанию. — Какая у неё была смерть!
— А они идут не добровольно? — спросил Сабан.