Не спеша движется Страбон на север, в Среднюю Грецию. Нет, он не был и там. И все же… Беотия, страна семивратных Фив, города самой трагической судьбы во всей истории Греции. Страна, где в 479 году до н. э. (при Платеях) окончательно была. разгромлена армия Ксеркса, после чего персы ушли из Эллады. Славная память о славных делах. Только все это происходило за пятьсот лет до Страбона. «Ныне же из всех беотийских городов существуют только Феспии и Танагра — от прочих остались лишь развалины и названия». Соседи же беотийцев — жители Этолии и Акарнании — «в настоящее время, как и многие другие племена, истощены и ослаблены непрерывными войнами». Воистину sic transit…
Римские императоры считали своей прямой обязанностью всячески подчеркивать расположение к Греции, и а первую очередь к Афинам. Правда, «школа Эллады» незаметно превратилась в некий фантом, символ, лишенный реального содержания. Жалкое настоящее вынуждало жить великим прошлым. Афины по-прежнему считались центром образованности, хотя и не могли больше быть им. «В Афинах, — утверждал Цицерон, — давно уже погибла ученость самих афинян, однако этот город продолжает оставаться обителью наук, которыми граждане не занимаются, а наслаждаются только иностранцы, как бы плененные именем и авторитетом города».
Тщеславные иностранцы не жалели средств, чтобы удостоиться почетного декрета афинян или просто купить за деньги афинское гражданство (Август, правда, запретил подобные сделки, унижающие достоинство целого города). Правители и чиновники демонстрировали свое преклонение перед искусством эллинов, без стеснения вывозя из Греции произведения знаменитых мастеров. И ни у кого не вызывало удивления, что из Пирея уходят корабли, груженные… статуями (одно такое судно археологи обнаружили на дне моря в 1959 году!). А римские богачи, питавшие особое уважение к греческой философии, находили изысканное удовольствие в том, чтобы содержать при себе в качестве нахлебников философов из различных школ и потешаться, видя, как они яростно спорят друг с другом.
Страбон знал об унизительных подачках, которые выпрашивали афиняне, и о раболепных декретах, в которых они возносили до небес заслуги тех, кто организовал какой-нибудь пышный праздник или провел водопровод. Писатель избегал говорить о том, что порочило Афины. И вообще о событиях последних десятилетий в истории Греции он сообщал крайне скупо, оживляясь лишь тогда, когда речь заходила о героических делах далекого прошлого.
Единственным городом, который не вызывал у него печальных размышлений, судя по всему, был Коринф. Именно его он и счел нужным посетить.
Коринф — город необычной судьбы. Среди самых знаменитых греческих полисов он единственный, подобно Фениксу, возродился из пепла и переживал новый расцвет. Милет, разгромленный в 494 году до н. э. Дарием, царем персов, так никогда и не оправился от катастрофы. Родина античной науки превратилась в захолустье, ни у кого не вызывавшее интереса. Фивы лежали в руинах. Спарта влачила жалкое существование. Афины уподоблялись беспомощному старцу, тщетно пытающемуся казаться полноценным человеком и возбуждающему себя воспоминаниями.
Коринф был молод, энергичен и деловит. Когда-то в VII–VI веках до н. э. он затмевал Афины великолепием зданий и памятников. Он славился изящной глиняной посудой, скульптурой, мебелью. Завоевавший у римлян популярность архитектурный ордер возник именно в Коринфе, так же как особый тип военного корабля — триера. Расположенный на Истме — перешейке, соединяющем Центральную Грецию с Пелопоннесом, Коринф находился на перекрестке путей, ведущих в Италию и Малую Азию. Коринфяне превратили город в крупный торговый центр и долгое время во всем опережали афинян.
Еще Гомер называл его «богатым». Страбон к этому добавляет: «Город коринфян всегда был великим и богатым. В нем было много опытных государственных деятелей и людей, искусно владевших ремеслами. Ибо здесь…. искусство живописи, пластики и подобного рода ремесла достигли особенного процветания».
Коринф стал одним из зачинщиков Пелопоннесской войны, потрясшей в конце V века до н. э. всю Элладу. И он же сам подписал себе приговор, когда встал на сторону македонского царя, выступившего против Рима. Коринфяне, пишет Страбон, «не только принимали участие в ссорах с римлянами, но и сами относились к ним настолько презрительно, что некоторые осмеливались даже поливать помоями римских послов, проходивших мимо их дома. За это и другие оскорбления они понесли наказание: римляне послали против них значительные силы, и город был разрушен до основания Луцием Муммием». Так в 146 году до н. э. исчез прославленный город. А через два века о нем заговорили вновь — Юлий Цезарь «восстановил его, отправив туда колонистов». Остается только добавить, что Коринф возродился уже не как чисто эллинский город, а как деловой и торговый центр общеримского масштаба, связывавший восточные и западные провинции обширного единого государства.