Читаем Страдание и его роль в культуре полностью

Признанный нонконформист хочет, чтобы к нему относились со смешанным чувством ненависти, восхищения и любви даже те, кто все еще сохраняет верность оспариваемым им ценностям и поступкам. Действуя открыто, а не тайно, и, очевидно, сознавая, что навлекает на себя суровые санкции со стороны группы, нонконформист стремится в какой-то мере заручиться уважением людей, даже если оно похоронено под толстым слоем открытой враждебности и ненависти со стороны тех, кто испытывает ощущение, что их чувствам, интересам и статусу угрожают слова и действия нонконформиста. Должное воздаяние за бескорыстное поведение образует позитивный компонент этого двойственного отношения. У нонконформиста достаточно смелости, чтобы пойти на большой риск (он, так сказать, демонстрирует эту способность), особенно ради бескорыстных целей. В какой-то мере (хотя, по-видимому, в гораздо меньшей, чем в предыдущем случае) смелость, очевидно, проявляется и тогда, когда человек рискует даже ради узколичных, эгоистичных или, наоборот, чуждых ему целей, как в известных случаях «бесстрашного преступника» и «отважного врага», которыми восхищаются даже тогда, когда их проклинают[22].

Богословие особо выделяет искупительные страдания Бога. По этому поводу М. Бубер писал, например, что искупить бесконечную вину не может никто, кроме самого Бога, когда Он велит Своему Сыну, Христу, взять на Себя искупительное страдание, чтобы все верующие в Христа спаслись через Него. Это была одна из главных (если не сама главная) идей апостола Павла. Тем самым Павел заложил основы учения, возникшего после него и помимо его собственной борьбы, учения, в котором Христос объявляется Божественной личностью: Бог страдает как Сын ради спасения мира, который Он как Отец сотворил, писал Бубер. Идея пророков о человеке, страдающем ради Бога, уступает здесь место идее Бога, страдающего ради человека. Таким образом, воздвигается новый образ Бога. Однако вопрос о смысле безвинного страдания отброшен вспять к точке зрения друзей Иова: безвинного страдания нет; только теперь учат о том, что каждый человек абсолютно виновен и заслуживает страдания, тем не менее он может все искупить, уверовав в страдание Бога[23].

В этих утверждениях целый сгусток религиозных и, разумеется, общечеловеческих проблем.

Во-первых, все верующие в Христа могут спастись, т. е. будут жить после жизни. Только в этом можно видеть спасение, в земной жизни никакого спасения христианство не обещает, даже не ставит об этом вопрос.

Во-вторых, христианство никогда не объясняло, каким образом страдание одного искупает грехи других, как и почему это происходит, подразумевая, что это невозможно объяснить в принципе. Зато идея Бога, страдающего ради людей, была религии чрезвычайно дорога и поэтому стремительно завоевывала сторонников.

В-третьих, абсолютная виновность всех является краеугольным камнем христианства. Без этой идеи не могут существовать искупительная жертва Бога и идея о спасении после смерти верующих — основные постулаты христианства. Считается, что виновными нужно признать и новорожденных. Сколько-нибудь внятного объяснения этой полной несуразицы богословов мы не найдем. Утверждение же, что человек грешен от природы — совершеннейшая бессмыслица, поскольку природа не рождает ничего ни грешного, ни безгрешного, а грех, порок, добродетель, преступление и т. д. представляют собой не что иное, как клейма, которые ставит только общество. Первородный грех и «греховность» новорожденного совсем не одно и то же.

Можно согласиться с 3. Фрейдом, что привязанность человека к Богу в силу инфантильности повторяет отношение к отцу. Но тут же возникает вопрос: к какому именно Богу занимает он такую позицию — к Отцу или Сыну? Думается, что к Сыну, поскольку христианин вообще редко думает о Боге-Отце и чаще знает лишь Христа. Однако остается неясным, почему человек должен страдать так же, как избранный им Бог, который призван примирять людей с жестокостью судьбы, особенно со смертью, и компенсировать им их страдания и лишения в этом мире, защищать и облегчать чувство вины. Главное же в том, что страдать верующему предписывает его религия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы и легенды рыцарской эпохи
Мифы и легенды рыцарской эпохи

Увлекательные легенды и баллады Туманного Альбиона в переложении известного писателя Томаса Булфинча – неотъемлемая часть сокровищницы мирового фольклора. Веселые и печальные, фантастичные, а порой и курьезные истории передают уникальность средневековой эпохи, сказочные времена короля Артура и рыцарей Круглого стола: их пиры и турниры, поиски чаши Святого Грааля, возвышенную любовь отважных рыцарей к прекрасным дамам их сердца…Такова, например, романтичная история Тристрама Лионесского и его возлюбленной Изольды или история Леира и его трех дочерей. Приключения отчаянного Робин Гуда и его веселых стрелков, чудеса мага Мерлина и феи Морганы, подвиги короля Ричарда II и битвы самого благородного из английских правителей Эдуарда Черного принца.

Томас Булфинч

Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги / Культурология
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология