Страдание и его роль в культуре

На вопрос относительно субъекта этих состояний существует самый простой ответ: формула нидан распространяется на три рождения. Первое рождение состоит из санкар и происходит из незнания; второе — из восьми последующих членов ряда до рождения и страдания; последним обозначается третье рождение[70].

Состояние, в котором прекращается страдание, есть нирвана (пали — ниббана). Нирвану, которая в брахманизме является лишь гипнотическим состоянием покоя, в джайнизме — бессознательным продолжением жизни, в буддизме следует понимать как «угасание» танхи — страстей. Так описывается уничтожение страдания в третьей истине. Но прекращение «жажды» достигается только с погашением винньяны — сознания, и нирвана становится, следовательно, после этого прекращением сознательного состояния духа. Но вопрос в том, есть ли она в то же время и прекращение жизни. Против положительного ответа на данный вопрос говорит то, что нирвана может быть достигнута уже при жизни, а также то, что сам Будда, находящийся в нирване, представляется живущим и теперь. Между тем естественная последовательность буддизма требовала бы представления о нирване как об окончательном уничтожении существования, поскольку уже даже в самом факте существования заключается зло, от которого нужно освободиться, — страдание. Но Будда не сделал такого последовательного вывода. Он избегал всякого решительного ответа на вопрос о том, есть нирвана бытие или небытие, и теология заклеймила именем ереси как то учение, что нирвана есть уничтожение, так и то учение, что она не есть уничтожение. Нирвану можно определить лишь отрицательно: это не-желание и не-сознание, не-жизнь, а также не-смерть; положительного о ней можно сказать лишь то, что это есть такое состояние, в котором освобождаются от переселения душ; и лишь с точки зрения бесконечных возрождений с их последовательным рядом смертей и жизней является возможно связать какое-нибудь понятие со словом «нирвана»[71].

Нетрудно заметить, что буддийское учение уделяет страданию особое внимание, однако это учение, по моему мнению, противоречиво, многое в нем недосказано. Буддизм признает неизбежность страдания, однако не создает из него культа, т. е. в целом относится к нему отрицательно, тем самым существенно отличаясь от христианства. Последнее в этом вопросе тоже весьма противоречиво: то возвышает его, то отрицает его посредством этики.

Идея необходимости и важности страдания получила поддержку многих русских философов-богословов. Так, Е. Н. Трубецкой считал, что страдание может быть оправдано лишь постольку, поскольку между ним и благим смыслом жизни есть не только внешняя, но и внутренняя связь, т. е. поскольку величайшее страдание жизни просветляется и озаряется до дна всею полнотою мирового смысла. Страдание есть ощущение задержки жизненного стремления, неполноты жизни и, наконец, ее уничтожения — смерти. Это показывает непосредственную связь между страданием и смыслом, страданием и блаженством. Мировой смысл есть именно полнота жизни, наполняющей собой все. Блаженство заключается в обладании этой полнотой, а страдание обусловливается ее отсутствием. Духовный смысл страданий — в том, чтобы подняться духом над житейской суетой к полноте вечного смысла и вечной жизни. Нужно ощутить всем существом весь этот ужас мира, покинутого Богом, всю глубину скорби распятия. Поворот человеческой воли от мира к Богу, без которого не может совершиться всеобщий, космический переворот преображения твари, не может быть безболезненным.

Одно из величайших препятствий, задерживающих духовный подъем, заключается, по мнению Трубецкого, в том призрачном наполнении жизни, которое дает житейское благополучие. Комфорт, удобство, сытость и весь обман исчезающей, смертной красоты — вот те элементы, из которых слагается пленительный мираж, усыпляющий и парализующий духовные силы. Чем больше человек удовлетворен здешним, тем меньше он ощущает влечение к запредельному. Вот почему для пробуждения бывают нужны те страдания и бедствия, которые разрушают иллюзию достигнутого смысла. Глубочайшие откровения мирового смысла связываются с теми величайшими страданиями, которыми пробуждается и закрепляется сила духа[72].

Итак, только страдания открывают смысл жизни и доступ к настоящим нетленным ценностям, дают возможность подняться над житейской суетой к вечному блаженству. Повседневные блага и удобства оказываются в числе главных врагов просветления, и в этих словах слышится прямой отголосок страданий десятков миллионов российских людей, закабаленных, задавленных, бесправных, лишенных элементарных жизненных удобств и земных радостей, а потому ищущих их в посмертном существовании, многопоколенных рабов, не знающих надежды. Но если следовать логике Трубецкого, они и должны быть очищены страданием, обретя таким путем всю полноту духовного света. Между тем именно лишения и нищета широких народных масс привели к катаклизмам начала XX в., которые преградили путь цивилизации. Здесь особенно следует упомянуть, что в то время начался разгром религии.