Страдание и его роль в культуре

1. Субъект, заставляя страдать других, тем самым снижает присущий ему спонтанный смутный страх перед чем-то, что ему непонятно. Унижая, втаптывая в грязь, даже убивая, он возвышает себя, вырастает в собственных глазах: раз он может сделать так, значит, у него сеть сила и большие возможности. Жестокость становится для него способом самореализации, подтверждения своего социального и биологического статусов.

Движение к власти с целью преодолеть страх перед жизнью, в сущности, безгранично. В истории многократно бывало так, что правитель (монарх, пожизненный президент и др.), достигший всемогущества и поверивший в свою избранность и непогрешимость, обрекает себя на отчуждение, поскольку все время уходит от людей. Но далеко не каждый, имеющий власть, совращается ею. Все дело в интенсивности наклонности к жестокости, в желании решать важные жизненные проблемы с ее помощью.

2. Унижать и даже уничтожать другого (других) субъект может из-за страха потерять свой статус («потерять лицо»), лишиться привилегий и возможностей, с ним связанных, самому попасть в число отверженных и униженных, наконец, из-за страха смерти (например, в концлагере). Иными словами, и здесь действует высокая тревожность.

3. Особой спецификой отличаются проявления жестокости и садизма в сексуальных отношениях. В соответствующих ситуациях мужчина (намного реже — женщина) проявляет жестокость и причиняет мучения женщине для того, чтобы доказать свое превосходство над ней, полностью унизить ее, подчинить себе. Чаще всего так поступают мужчины, которые потерпели психотравмирующие неудачи в интимной жизни, поэтому им надо быть «выше» женщины, иначе у них может ничего не получиться. Дон-Жуану незачем было сечь и мучить женщин — у него и так все получалось, женщины сами счастливы были покориться ему.

Садизм и убийство с особой жестокостью женщин могут иметь место и как месть за свои сексуальные провалы, которые произошли, как считает мучитель, по их, женщин, «вине». Здесь конкретная женщина выступает в качестве символа, олицетворения всех женщин — коварных, злых, бесчестных, стремящихся унизить мужчину. Он же не может принять себя в таком качестве, а поэтому должен уничтожить этот символ.

Активность тревожных и жестоких личностей направлена главным образом на защиту своего социального и биологического бытия, которое понимается, точнее, ощущается ими только нуждающимися в защите. Они чувствуют себя уверенно только тогда, когда господствуют над кем-то. Такой тип личности может проявляться максимально широко: от государственных до семейных тиранов, от кровавых завоевателей до членов банды, измывающихся над беззащитными жертвами. Проведенное в 1980–1990‑х гг. с моим участием исследование личности насильственных преступников показало, что тревожность высокого уровня является наиболее характерной их чертой. В 2008–2009 гг. Е. Н. Юрасовой было обследовано несколько сот студентов московских вузов. Оказалось, что ксенофобские установки характерны для тех из них, кто, как показало психологическое тестирование, отличается повышенным уровнем тревожности.

Никто не приходит в этот мир жестоким человеком, он становится им в силу высокой диффузной тревожности, травматического жизненного опыта и полученного воспитания, т. е. в случаях: если человек рождается с высоким уровнем тревожности, но условия жизни не снижают его;

условия жизни порождают повышенную тревожность, не компенсируемую нравственным воспитанием;

человек воспитывается в убеждении, что сила и принуждение решают все, и он может действовать соответственно этому убеждению.

Садизм и жестокость составляют содержание человеческой деструктивности, о которой Э. Фромм писал, что она «не является параллелью по отношению к биофилии, а альтернативна ей. Фундаментальная же альтернатива, перед которой оказывается любое живое существо, состоит в дихотомии: любовь к жизни и любовь к смерти. Некрофилия вырастает там и настолько, где и насколько задерживается развитие биофилии. Человек от природы наделен способностью к биофилии, таков его биологический статус; но с точки зрения психологии у него есть и альтернативная возможность, т. е. он может при определенных обстоятельствах сделать выбор, в результате которого он станет некрофилом»[93].

Развитие некрофилии, садизма, жестокости и повышенной тревожности может происходить вследствие формирования психических болезней. Здесь их механизм возникновения и течения совершенно иной, чем тот, который я рас-сматирвал выше, связывая его прежде всего с социальными условиями существования человека. Но несомненно, что и в случае душевной болезни человек не может не находиться в определенных социальных условиях.