21 июля, среда
До отъезда в Скегнесс осталось каких-то восемь дней. Спросил у отца, нельзя ли и Пандоре с нами поехать.
– Запросто, – говорит. – Пусть сто двадцать монет выкладывает – и вперед!
22 июля, четверг
Пока прибирались у Берта, я спросил Пандору, поедет ли она со мной в Скегнесс.
– Ой, Адриан, за тобой хоть в рай, хоть в ад, но чтобы в Скегнесс? Уволь, любимый.
Берт это услышал, кхекнул и говорит:
– Ну и чванливая же ты мамзель! Чего нос дерешь, а? От тебя не убудет, коли с нашим братом пролетарием компанию сведешь. Жизнь – она, знаешь ли, штука непростая. Это тебе не на роликах гонять или на арфе пиликать. – Берт вздохнул и добавил: – Я бы вот, пожалуй, кой-чего от своей... кхе-кхе... яичницы отчекрыжил ради недельки в Скегнессе.
Пандора потупилась так мило, даже порозовела.
– Извините, Берт. Все время забываю, что жизнь не ко всем так щедра, как ко мне.
Берт опять кхекнул, спичкой чиркнул, прикурил.
– Не видать мне больше ни Скегнесса, ни прочих радостей. Скоро могила родным домом станет, вот там и отдохну вволю.
Чтобы отвлечь Берта от грустных мыслей, Пандора позвонила в больницу, узнать, как там Квини. Дежурная медсестра сказала, что миссис Бакстер потребовала румяна. Ура! Хороший знак. Берт сразу повеселел:
– Оклемалась моя бабочка!
Мы уложили Берта и отчалили. Разумеется, я проводил Пандору до самого дома.
На прощанье поцеловались, наполовину по-французски, наполовину по-английски, и Пандора мне на ухо прошептала:
– Возьми меня в Скегнесс, Адриан!
Ничего романтичнее в жизни не слыхал!
23 июля, пятница
11.00. Рано утром у нас на пороге объявился очень грязный белый кот. На ошейнике написано: “Меня зовут Рой”. И никакого адреса. Я забрал бутылки с молоком, а кот и ухом не повел. Нагло так глянул на меня и отвернулся. Так что я хлопнул дверью у него перед носом.
У пса очень встревоженная морда: ревнует, наверное. А котяра целый день продрых на крыше сарая. Из-за него целая буча в доме, а ему хоть бы хны.
24 июля, суббота
Закупили шмотки для отдыха. Мама помогала мне выбирать. Я нашел классный кардиган серого цвета, с молнией до самого горла. В этом Скегнессе зимой бывает жуткая холодина, так что и летом не помешают теплые вещи. Полюбовался на свое отражение да и повесил обратно. Мама заявила, что в этой штуковине я на счетовода смахиваю, и наотрез отказалась покупать. Поспорили немножко, у кого вкус лучше. Вообще-то весь универмаг забит был ребятами, несогласными с предками.
Еще дюжину магазинов обошли молча. Потом мама затащила меня в какую-то занюханную панковскую лавку, выудила из целой корзины барахла ядовито-зеленую футболку, разрисованную под леопарда, и прицепилась, чтоб я эту тряпку примерил. Я сказал, что такое фуфло ни за какие деньги не напялю. Так она
А продавец садистскую ухмылочку налепил и сюсюкает:
– Ах, какая у нас мамаша умница!
Я сделал вид, будто глухой. Без проблем, между прочим, – в этой лавчонке ни черта не слышно было. “Секс пистолз” надрывались вовсю, так что цепи на куртках и железяки на поясах дребезжали.
После панковской лавки затормозили в супермаркете “Все для мам и новорожденных”. Тут уж мама вовсю разошлась! Костюмчики всякие, пеленки, распашонки стопками хватала, а крема какого-то для мокрых задниц чуть не дюжину тюбиков заграбастала. Я-то надеялся, что она себе приличное беременное платье подберет к тому жуткому дню, когда ее разнесет. Хрен! Собирается разгуливать в штанах до последнего. Вся школа в отпаде будет!
25 июля, воскресенье
Седьмое после Троицы.