Мои губы приоткрылись, но у меня не было слов. Мы пообещали друг другу больше не извиняться за то время, что было до нас, но я каждый день боролся с этой клятвой. Воспоминания о том, как я причинял ей боль, мучили меня постоянно, и, словно сама мысль об этом вызвала их, я услышал свой собственный жестокий смех, раздававшийся позади меня. Стена, которую я использовал, чтобы наблюдать за моими близкими, все еще сражающимися в царстве живых, также воспроизводила воспоминания, когда я их призывал. И, видимо, она решила, что сейчас было самое время напомнить нам обоим об ущербе, нанесенном мной при нашей первой встрече.
Я осмелился поднять на нее глаза, желая знать, желая увидеть, какая боль все еще рисовала ее прекрасные черты, когда худшее во мне вновь предстало перед, когда ей напомнили обо всем, что я с ней сделал.
Но она не смотрела на стену, ее зеленые глаза были полностью прикованы ко мне, и в них было столько любви, что один взгляд в них, разрывал меня на части. Осознание того, насколько я был ее недостоин.
— Мой отец, — прохрипел я, но она покачала головой, черные волосы рассыпались по плечам от движения и смягчили ее воинственное лицо, чтобы я мог увидеть девушку, которой она была под маской. Мою девушку.
— Ему здесь нет места, — твердо сказала она. — И он тебе не отец. Он не несет ответственности за мужчину, которым ты стал ему на зло. В этом нет ни капли его заслуги. У него даже больше нет права на твое имя.
— Мое имя? — спросил я, хмурясь, и она кивнула, проведя тыльной стороной ладони по моей щеке, металл ее обручального кольца коснулся моей кожи и наполнил мою грудь такой гордостью и любовью, на которую я не думал что кто-то способен.
— Ты теперь Дариус Вега. И ты не был создан для поклонов.
Слова, которые я когда-то сказал ей, прозвучали во мне, когда она сжала в руке мою рубашку и подняла меня на ноги.
Я встал перед ней, и меч выпал из моей хватки. Ее рот захватил мой, и она притянула меня к себе.
Мои руки обвились вокруг ее талии, мои губы приоткрылись, и я притянул каждую частичку ее тела к себе. Мир померк в ничто, и она завладела мной прямо здесь, в сердце смерти, будто бы то, что она пробила путь сюда, чтобы прийти за мной, не значило ничего.
Она не отпускала мою рубашку, притягивая меня к себе и целуя так, словно все, что составляло всю вселенную, начиналось и заканчивалось на нас.
Поцелуй был приветствием и прощанием, горько-сладким воссоединением и обещанием всего, что у нас должно было быть. Это было дыхание жизни в безмолвной полости моей груди, беззвучная мольба о том, чтобы я вернулся к ней, чтобы мир снова обрел смысл только потому, что мы были вместе.
Но это была ложь.
Даже когда я чувствовал жар ее кожи на своей, нельзя было отрицать прохладу, исходящую от меня. Даже когда мои губы поглотили ее губы, и она издала звук, настолько полный любви и боли, что он обжег меня, нас все еще что-то разделяло. Я вдыхал ее воздух, а она поглощала мою душу, но эта грань оставалась. Она оставалась, и она росла, пока наш поцелуй не прервался, и мы остались смотреть друг на друга, столкнувшись с фактом нашей реальности.
Я открыл рот, чтобы произнести слова, но она яростно покачала головой, слезы позолотили эти потрясающие глаза, которые видели меня насквозь. Как они всегда видели меня насквозь.
Я хранил молчание. Еще немного. Потому что я видел, что теперь она все равно все знала. Она почувствовала это расстояние, поняла, что нас все еще разделяет, даже когда она пробилась сквозь двери смерти, чтобы прийти за мной. Потому что я не мог вернуться в жизнь. Туда не вела дорога, не для меня.
Заиграла «Until I found you» — Стивена Санчеса, и я протянул ей руку. Еще одна песня. Свадебный танец, который у нас должен был быть. Начало, в котором нам было отказано.
Рокси колебалась, глядя на мою руку, и я знал, что она знает. Одна песня. Несколько украденных минут, прежде чем все закончится. Прежде чем мы попрощаемся, и я вернусь к ожиданию ее, пока она вернется к жизни, которую ей еще нужно было прожить.
Она сглотнула, и ее рука скользнула в мою, позволяя мне украсть этот момент, как будто она не могла заставить себя отказать мне в этой единственной просьбе.
— Рокси, — прошептал я, притягивая ее в объятия и ощущая ее незабываемое совершенство, тепло ее огня вдохнуло отголоски жизни в мои легкие, как будто это было реально, как будто мы действительно могли стоять на краю совместного будущего.
— Ненавижу, когда ты меня так называешь, — прошептала она. Наши глаза встретились, и я притянул ее к своей груди, мир вокруг нас расплылся.
Лепестки роз падали с неба, опадая на ее кожу и покрывая ее, пока она не оказалась полностью одета в их кроваво-красный цвет. Ее свадебное платье появилось на ней, и я был одарен моментом, переживая то нереальное воспоминание, когда она отдалась мне полностью, вне всяких причин, полностью моя, независимо от того, насколько я этого не заслуживал.