Страдания юного Вертера

Я шел по берегу; время было обеденное, но есть мне не хотелось. Кругом ни души, сырой вечерний ветер дул с гор, и серые дождевые тучи заволакивали долину. Издалека завидел я человека в поношенном зеленом платье: он карабкался по скалам и, должно быть, искал целебные травы. Когда я подошел ближе и он обернулся на шум моих шагов, я увидел выразительное, открытое и простодушное лицо, главную черту которого составляла покорная печаль; черные волосы его были заколоты в две букли, а сзади заплетены в толстую косицу, свисавшую на спину. Судя по одежде, это был человек низкого звания, и я решил, что он не обидится, если я поинтересуюсь его занятием, а потому спросил его, что он ищет. "Я ищу цветы, - отвечал он с глубоким вздохом. Только нет их нигде". - "Да, время года неподходящее", - заметил я, улыбнувшись. "Их много, всяких цветов, - сказал он, спускаясь ко мне. - У меня в саду цветут розы и жимолость двух сортов; одну подарил мне отец, она растет, как сорная трава; второй день ищу ее и не могу найти. Тут на воле всегда водятся цветы: желтые, голубые, красные, а у полевой гвоздички такие красивые цветики. Только вот найти ни одного не могу". Я почуял что-то неладное и спросил осторожно: "А на что вам цветы?" Лицо его передернулось странной, судорожной усмешкой. "Смотрите, только не Выдайте меня, - сказал он, прикладывая палец к губам. - Я обещал букет моей милой". - "Дело хорошее", - заметил я. "Ну, у нее и без того всего много, она богата", пояснил он. "И все-таки ей дорог ваш букет!" - подхватил я. "У нее и драгоценные каменья, и корона есть", - продолжал он. "Как же ее зовут?" "Вот если бы генеральные штаты заплатили мне, - перебил он, - я бы зажил по-другому. Да, были и у меня хорошие времена! А теперь что я? Пропащий человек? Теперь мне..." Поднятый к небесам увлажненный взгляд был достаточно красноречив. "Значит, прежде вы были счастливы?" - спросил я. "Лучшего счастья мне не надо! - ответил он. - Я жил, как рыба в воде, привольно, весело, легко!"

На дороге показалась старуха. "Генрих! - крикнула она. - Генрих, где ты запропастился? Мы тебя ищем, ищем! Иди обедать!" - "Это ваш сын?" - спросил я, подходя к ней. "Да, батюшка, мой горемычный сын! - ответила она. - Тяжкий крест послал мне господь". - "Давно он такой?" - спросил я. "Такой он с полгода. Слава богу, стал тихим, а то год буйным был: его держали связанным в сумасшедшем доме; теперь он никому зла не причиняет - все толкует про королей да государей. А какой был хороший, скромный человек. Он красиво писал, бумаги переписывал и мне помогал кормиться; потом вдруг загрустил, заболел горячкой, впал в буйство, а теперь, видите, какой стал... Знали б вы, батюшка..." Я остановил поток ее красноречия вопросом: "А что это были за времена, когда он, по его словам, жил так счастливо и привольно?" - "Вот глупенький-то! - воскликнула она с жалостливой улыбкой. - Это он хвалит те времена, когда был без памяти, сидел в сумасшедшем доме и себя не помнил". Ее слова меня как громом поразили, я сунул ей монету и поспешил уйти.

"Вот когда ты был счастлив, - воскликнул я, торопливо шагая по направлению к городу, - вот когда жил привольно, как рыба в воде! Боже правый! Неужто ты судил счастье только не вошедшим в разум или вновь утратившим его! Бедняга, а как я-то завидую твоему безумию и гибельному помрачению чувств! Ты бродишь зимой с надеждой нарвать букет твоей королеве! И горюешь, что не нашел цветов, и не понимаешь, почему ты их не нашел. - А я - я брожу без надежды и без цели и ни с чем возвращаюсь домой. Ты мечтаешь, как бы ты зажил, если бы генеральные штаты заплатили тебе. Счастлив ты, что можешь приписать свое злосчастье земным препонам! Ты не чувствуешь, не понимаешь, что в твоем сокрушенном сердце, в твоем смятенном уме - причина всех горестей, и ни один король на свете не поможет тебе.