Легкие настойчиво требовали воздуха, недоступного здесь, в толще воды. Сердце, казалось, боролось за право биться, буквально за каждый удар. Оно отказывалось соглашаться на вечный покой, который я жаждала обрести под покровом воды. Отчаянные удары сотрясали грудь. И в этой оглушающей тишине я явственно услышала его голос.
И я вдруг поняла, что не умею сдаваться.
Последний вдох – и моя душа упокоится с миром. Но я не могла просто так сложить оружие. Это было не в моем характере. Возможно, мне было предначертано прожить совсем другую жизнь. Возможно, я не должна была появляться на свет. Но раз уж я родилась, то буду бороться за каждый глоток воздуха, благодаря которому и живу.
Я выпрямилась, оттолкнулась ногами и вынырнула на поверхность. Вода сжимала шею, заливала лицо. Я как дикий зверь выла от боли, раздирающей при каждом вдохе грудь.
Затем я стремительно развернулась к берегу, изо всех сил молотя руками, и плыла до тех пор, пока ноги не коснулись песчаного дна.
Поднимая фонтаны брызг, я зашлепала по мелководью в сторону берега. И уже на берегу рванула с места и побежала, избавляясь по пути от прошлого. От страхов наивной девчонки, не знавшей, в каком состоянии обнаружит вечером мать. От веры в то, что если эта девочка станет идеальной, то заслужит любовь родственников. От сомнений в собственной полноценности, заставлявших пребывать в вечном конфликте с собой. От чувства вины, укоренившего в голове мысль, что благодаря мне страдают все, кого я люблю, а потому я не заслуживаю любви.
Мои ноги несли меня прочь от той девушки из прошлого, чтобы навсегда оставить ее позади. По мокрому лицу катились слезы вперемешку с по́том. Я оплакивала маленькую девочку, которая потеряла отца и у которой никогда не было матери. Оплакивала девочку, которая хотела, чтобы ее принимали такой, какая она есть, но всегда оказывалась недостаточно хорошей для других. Оплакивала девочку, которая корчилась от невыносимой боли в лапах ненависти. Оплакивала девочку, которая заслуживала любви, но не знала, как ее завоевать.
И пока я бежала вдоль кромки воды, дыхание постепенно выравнивалось, а боль уходила. Стеснение в груди потихоньку исчезало, а вместе с ним – страхи и тоска.
С каждым следующим шагом я оставляла за собой частицу своего прежнего «я». Впереди была полная неизвестность, поскольку я не знала и боялась узнать, что же останется от той – прежней – Эммы, когда я остановлюсь. Поэтому я продолжала упрямо бежать, несмотря на то что мускулы буквально молили о пощаде. У меня горели легкие и мутилось в глазах. Язык распух, я уже не чувствовала ног.
Нет, пора было сделать передышку. Я посмотрела на береговую линию, за которой серферы лениво покачивались на досках, и провела черту. Вон там все и закончится: я остановлюсь – и попытаюсь возродиться из пепла.
На ватных ногах я сделала последний шаг и рухнула на колени. Меня вдруг бросило в жар, я тряслась как в лихорадке. Попыталась сесть, но упала на спину и поглядела на ярко-синее небо. Заметив склонившееся надо мной лицо, я прищурилась, поскольку не могла сфокусировать взгляд.
– Эмма? – спросила какая-то девушка.
Присмотревшись повнимательнее, я увидела белокурые волосы и большие карие глаза.
– Ника?
– Что ты здесь делаешь? Откуда ты пришла? – Она протянула мне руку, чтобы помочь подняться.
Я смотрела на нее во все глаза не в силах пошевелиться.
– От дома Коула, – прошептала я, пытаясь пробиться сквозь туман в голове.
– Она что, сказала «от дома Коула»? – послышались незнакомые голоса. – Она, наверное, бредит. Это чертовски далеко.
– На, попей. – Подруга Ники опустилась на колени и вложила мне в руку бутылку с водой.
Холодная вода смочила воспаленное горло, из груди вырвался вздох облегчения. Напившись, я дрожащей рукой оторвала бутылку от губ.
– Может, отвезти тебя обратно к Коулу? – предложила Ника.
Я молча покачала головой, язык словно присох к нёбу.
– Так куда тебя подбросить? – спросила подруга Ники.
– К Нейту, – прошептала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.