Страдать, чтобы простить

Поскольку туман над океаном еще больше сгустился, мы просидели целый день дома. Мы практически не общались, только тихие звуки музыки нарушали тишину. Мы укладывали кусочки на место, работая плечом к плечу, но не произнося при этом ни слова. Я необычайно остро чувствовала каждое движение Коула. Когда он тянулся за нужным ему элементом, от него веяло приятным теплом. Меня завораживали его длинные тонкие пальцы, когда он, задумчиво прищурившись, прижимал этот элемент к своим полным губам. А если в процессе составления мозаики наши руки случайно соприкасались, моя кожа почему-то начинала предательски гореть.

– Ты еще не проголодалась? – нарушил тишину Коул, и я подскочила от неожиданности.

– Ну, я бы не отказалась чего-нибудь съесть, – потянувшись, чтобы расправить спину, ответила я.

Коул отодвинул кофейный столик в сторону и тоже с нескрываемым удовольствием потянулся. Его футболка слегка задралась, и я поспешно отвернулась, увидев накачанные мышцы живота, поскольку успела себе внушить, что он меня нисколечко не интересует и, более того, что я никак не могу им интересоваться. И вот нате вам! Я оказалась запертой вместе с ним в этом доме, и мне становилось все труднее сдерживать естественные реакции. Нет, пора срочно звонить Пейтон и убираться отсюда подобру-поздорову.

– Ну так что? – оторвал меня от плана побега Коул.

– А? – встрепенулась я, не понимая, о чем это он.

– Я спросил, устроит ли тебя мексиканский ресторан. – Коул замолчал и внимательно на меня посмотрел. – Ты точно уверена, что нормально себя чувствуешь? Может, похмельный синдром или типа того?

– Да нет, просто не отошла от складывания пазла. Прости. Мексиканская кухня – это замечательно.

Я прошла в гостевую ванную комнату сполоснуть лицо холодной водой и заодно стряхнуть наваждение. Затем отправила Пейтон эсэмэску следующего содержания:

Не могу здесь оставаться. Забери меня отсюда.

И очень скоро получила от нее ответ:

Зачем? Вы что, подрались?

Нет.

Брось, Эмма. Всего на одну ночь! НУ ПОЖАЛУЙСТА!!!

Я сердито посмотрела на текст сообщения.

Одна ночь. Не больше. Заберешь меня утром.

На экране сразу появилось слово «спасибо». Я опустилась на кровать и растерянно пригладила волосы. Может быть, просто пораньше лечь спать? Например, сразу после возвращения из ресторана. И тут на меня накатил новый приступ страха. Черт, а о чем мне с ним разговаривать за едой?

– Готова?! – крикнул из гостиной Коул.

– Да, – устало вздохнула я.

– Значит… у тебя четыре сестры, так? – сделав заказ, поинтересовалась я.

Почему бы не дать Коулу понять, что я открыта для общения? Нельзя же весь вечер молча сидеть напротив друг друга.

– Ну да, – подтвердил он, после чего на минуту замолчал, так как не понял, что я жду продолжения. Мне даже показалось, будто ему сразу стало… легче. – Старшую зовут Мисси. Ей уже двадцать семь. За ней идет Кара, ей двадцать пять. Лив двадцать, а Зое шестнадцать. Вот так, пять женщин плюс мы с папой. Словом, это было весьма… драматично. Но сейчас все устаканилось. Зоя живет с мамой в Сиэтле. Лив учится в Университете штата Флорида, Кара – в Оклендском. Мисси сейчас в округе Колумбия, а папа – в Сан-Диего.

– Да уж, большой разброс, – согласилась я.

Он кивнул, и я приготовилась к расспросам относительно своей семьи.

– А кто твоя ближайшая подруга?

Вот уж не ожидала!

– Сара, – с ходу ответила я. – Она сейчас в Париже по программе обмена Парсонской школы дизайна в Нью-Йорке. Она для меня словно жизненно важный орган и даже больше.

– Вау! Значит, вы действительно очень близки, – многозначительно поднял брови Коул. – А она, вообще-то, бывала в Калифорнии?

– Приезжала на все каникулы. За исключением этих. Но сейчас она слишком далеко. Правда, в мае собирается сюда уже на все лето.

Коул снова принялся описывать свою семью, причем делал он это так образно, что я живо представила себе каждую из его сестер. Ну а я в свою очередь подробно рассказала ему о Саре, мне даже показалось, что я слышу ее голос. Боже, как же мне ее не хватает!

– Так вот, в один прекрасный день Лив решила, что станет вегетарианкой и будет есть исключительно растительную пищу, – продолжил Коул уже по дороге домой. – Но только не в ее любимых ресторанах. А поскольку папа не умеет готовить, питались мы исключительно в ресторанах, и каждый из них стал ее любимым, так что вегетарианкой ее можно назвать только с большой натяжкой. Но если ты с ней когда-нибудь познакомишься, она не преминет сказать, будто является вегетарианкой, а если я, не дай бог, этого не подтвержу, то навешает на меня всех собак за то, что я такой невнимательный.