Страх

– Хыр Ишвар… – раздался над толпой исполненный ужаса и священного трепета ропот.

– Хыр, Хыр, Хыр Ишвар, – теперь уже монотонно, словно вгоняя людей в транс, повторяли шедшие впереди жрецы.

– Хыр, Хыр. – С мучительным стоном губы кагана разомкнулись, и теперь его голос влился в общий лад. – Хыр Ишвар! Хыр, Хыр, Хыр Ишвар!

И тогда Авось вздрогнул. Вопреки общему ладу, повторяющему, как заклятье, страшное слово ритуального жертвоприношения, вопреки гипнотическому мороку, павшему на толпу, он совершенно отчетливо услышал другой голос.

– Шад все же решился на это, – сказал слепой богомолец своему поводырю. А вздрогнул Авось потому, что богомолец говорил шепотом, и было до них достаточно далеко. Но юноша все равно смог разобрать каждое слово, будто голос прозвучал у него в голове. Интересные получались дела: Авось поискал взглядом других пилигримов. Те разбились по двое и встали в толпе вдоль следования процессии.

Вскоре процессия вынужденно чуть притормозила шаг: пьяный варяг так и лежал посреди расчищенной от людей дороги, преграждая путь. От следовавшей за каганом охраны быстро отделились два всадника, обогнали процессию и остановились у спящего викинга, направив на него длинные копья. Слегка толкнули пропойцу остриями, готовые в любой момент пустить оружие в ход.

Авось похолодел. Он снова услышал шепот слепого богомольца, но теперь его голос звучал властно:

– Все. Сейчас!

Богомольцы в длинных лохмотьях почему-то замерли в одинаковых позах. Авось даже не успел удивиться тому, что смог различить это, безошибочно вычислив их в толпе. А пьяный варяг проснулся и тупо уставился на нацеленные на него копья. Помахал перед лицом огромной ручищей и вдруг запел:

За северным ветром Брунгильда жила,

Над морем в камнях ее дом,

Ткала дева берсерку сияющий стяг,

Но думала о другом:

Как бы с любимым меду испить,

Как бы берсерку героя родить.

Всадники растерянно переглянулись.

Пьяница-гуляка замолчал. Его огромные ручищи оказались разведенными в разные стороны, как будто в правой все еще был поднят хмельной кубок. Он с недоумением уставился на собравшихся и, словно разочарованный, что никто не захотел подхватить его легкомысленную песенку, досадливо вздохнул. Затем пьяница, пошатываясь, с трудом поднялся на ноги, икнул и с заискивающей улыбкой поглядел на всадников. Те снова переглянулись. Эта нелепая картина и бестолковая песенка словно развеяли гипнотический морок… Толпа замерла.

А дальше несколько вещей случилось одновременно. Огромный варяг шагнул в сторону, словно уступая процессии дорогу, но вдруг качнулся и молниеносно присел, с неожиданной для такого гиганта ловкостью ухватил нацеленные на него копья и играючи, словно детей, поднял в воздух легких арабских всадников и просто столкнул их одного с другим. В этот же миг со свистящим шепотом в воздух над толпой взвились пращи. Нет, не совсем пращи… Их метнули богомольцы, и веревки, утяжеленные грузами, уже опутали всадников охраны. И в следующий момент они, выбитые из седел, оказались на земле, а над изумленной остолбеневшей толпой раздался боевой клич.

– Йо-хо-о! – зычно прокричал слепой богомолец. – Вперед, Скёльдунги!

Только не богомолец был теперь перед Авосем. Сердце юноши бешено застучало. Он уже видел этого человека прежде. Купцы не раз хвалились охранными грамотами, изображающими его лицо, если смотреть сбоку, а варяги на волоке показывали Авосю вышитые неведомыми и прекрасными девами портреты, где он был как живой. И еще в своих снах юноша видел этого человека, о котором говорят столько разного, гордого и грозного, в блестящих на солнце латах и на белом коне, в окружении дружины, верных гридней. Видел в снах, так похожих на мечты. Но он даже помыслить не мог, что игривый и неверный случай поставит их так близко друг от друга. Потому что пали жалкие лохмотья, как и повязка с глаз, и увидел юноша могучего витязя со сверкающим мечом.

– Князь Олег! – прошептал Авось.

А к пьяному варягу-гиганту уже неслись другие всадники. И тогда он подбросил копья, которые держал почти за острия, поймал их посередине, круговым движением перевернул в руках и метнул в приближающихся всадников. В то же мгновение в воздух взлетели еще цепи с тяжелыми шарами, и богомольцы, по примеру вождя сбросившие жалкие одежды, оказались уже на хазарских конях. Все произошло настолько быстро, что никто не успел прореагировать. Князь Олег был уже на помосте с каганом. Ударом верного меча он сразил нескольких хазарских воинов. Онемевшие от ужаса рабы замерли, но бросить помост с каганом не решались.

– Свенельд! – прокричал Олег. – Коня!

Но Свенельд сам уже несся к своему вождю, держа под уздцы свободного от всадника коня.

И тогда хазарские воины начали наконец действовать. Наперерез процессии сквозь перепуганную толпу сюда неслись всадники с луками. Князь Олег на помосте был для них открытой целью.

– Олег! – заорал Фарлаф Железная Башка, а именно он изображал пьяного варяга. – Лучники!